Операция «Испаньола»
Шрифт:
Нервы у неизвестных в камуфляже сдали. Сначала одна, затем другая, затем третья фигуры отрывались от земли и, подставив спину, побежали прочь от городка, в сторону КПП — туда, откуда они пришли.
— Огонь! — скомандовал Усачев и, вытащив табельный «Макаров», сам принялся азартно палить в белый свет.
Один из бегущих споткнулся на ровном месте, зашатался и упал.
— Ага! — закричал капитан, — Не нравится, суки? Мы вам покажем…
Бегущие снова залегли, и в перестрелке наступила пауза.
Вдруг один из неизвестных приподнялся и замахал белой тряпицей. Сигнал, понятный и в Африке.
— Не стрелять, — распорядился Усачев.
— Не стрелять, — распорядился Громов.
Человек с белой тряпицей встал и, продолжая помахивать ею, пошел к городку.
«Отчаянный малый, — подумал о нем капитан. — Рискует. И осознанно рискует».
Парламентер — а теперь этот человек с белой тряпкой получил статус парламентера — приближался. Усачев снова посмотрел на Громова. Тот сделал рукой жест, истолкованный капитаном как приказ пропустить парламентера.
Парламентер шел в полной тишине, мелкие камешки вылетали из-под его высоких шнурованных ботинок. На фоне серого, пасмурного неба он в своем камуфляжном костюме и черной маске с узкими прорезями для глаз казался выходцем из иного мира, параллельной вселенной, где миллион лет идет война всех со всеми, где нет никаких законов, кроме закона силы, и носитель униформы и черной маски — один из блюстителей его.
Парламентер прошагал мимо бойцов Усачева, и капитан проводил его долгим взглядом.
«Ну что, доигрались, козлы? — подумал Усачев злорадно. — Пощады идем просить?»
Громов дожидался парламентера, стоя у готового к стрельбе миномета в полный рост — судя по всему, он не боялся провокации и внезапной пули. Он догадывался, что это за люди, почему они оказались здесь сегодня и зачем им понадобилось атаковать воинскую часть. Но всё равно не боялся. Наоборот, все сомнения, вызванные тем, что от крайней нужды приходится заниматься пиратством на воздушных линиях, после этого нападения улетучились. Точки над i наконец расставлены: война объявлена, враг наступает, необходимо дать ему достойный отпор. Громов был даже рад такому исходу и чувствовал уверенность в себе, в своих силах и в силах подчиненных ему людей.
Парламентер остановился в трех шагах и сунул белую тряпицу в один из многочисленных карманов, нашитых на камуфляжной куртке. Маску парламентер не снял, — Как тебя зовут, майор? — спросил он; голос его звучал глухо.
Громов изобразил непонимание:
— Мне кажется, первым должны представиться вы. И снимите маску. Невозможно разговаривать с человеком, если он изображает из себя фантомаса. Мы не в детском саду.
Помедлив, парламентер поднял руку и сдернул с головы вязаную шапку с проделанными в ней отверстиями для глаз. Его лицо Громову было, разумеется, незнакомо, однако он отметил и смуглость, и характерный разрез глаз, и острые скулы, и легкую небритость — типичное «лицо кавказской национальности».
— Меня зовут Мурат, — представился парламентер; он испытующе смотрел на Громова своими черными яркими глазами.
— А меня — майор Громов, — в свою очередь назвался Константин. — Командир воинской части 461-13 «бис», на которую вы только что совершили вооруженное нападение.
— Мы не собирались нападать на твою воинскую часть, майор, — сказал Мурат.
— Это недоразумение. Мы хотели только поговорить с тобой.
Парламентер упорно продолжал «тыкать», и Громову это очень не понравилось. Пора поставить наглеца на место!
— Недоразумение? — переспросил Константин. — Вы обстреляли КПП, прорвались на территорию, и это вы считаете недоразумением? Нам не о чем больше говорить. Убирайтесь к своим выродкам, и продолжим бой.
Оставаясь на месте, Мурат скосил глазами направо, потом — налево. Справа сидели минометчики — четыре человека при деле, слева два бойца удерживали парламентера на мушке своих автоматов.
«С виду он безоружен, — подумал Громов. — Но наверняка держит штык-нож за пазухой. Интересно, он действительно собирается взять меня в заложники?»
Диспозиция была невыгодна для Мурата, и он расслабил мускулы. И заговорил намного вежливее:
— Мы не собирались стрелять. Ваши солдаты открыли огонь первыми.
— Вот как? Это вы будете рассказывать на суде…
— Майор, мы в самом деле хотели только поговорить.
— О чем мне с вами разговаривать?
— Мы хотели предупредить вас. Чтобы вы прекратили заниматься тем, чем сейчас занимаетесь.
— Я не понимаю. Что вы имеете в виду? Кого вы представляете?
— Я представляю народ, который вы оскорбили… Все Громов отлично понимал. Небольшая республика Закавказья, вынашивающая планы военной экспансии. Два военно-транспортных самолета. Внезапный срыв поставок натовского барахла в преддверии начала военных действий. Это более, чем оскорбление, это первый удар. Его нельзя оставить без ответа.
«Только как они узнали, что именно мы были исполнителями в операции “Испаньола»? — задумался Громов. — Видимо, несмотря на все предосторожности, Маканин допустил утечку. Когда с этими закончим, нужно будет сразу же связаться с ним".
— Вы говорите загадками, — продолжал гнуть свою линию Громов. — Какой именно народ я оскорбил? Вы, наверное, чеченец? Но поверьте, я никогда не участвовал в войне против независимой республики Ичкерия. Мне, конечно, как российскому гражданину и как русскому, не нравится то, что у вас происходило и происходит сейчас, но я не националист и прекрасно знаю, что о целом народе нельзя судить по деятельности отдельных его представителей.
«Хорошо сказал, — похвалил сам себя Громов. — И даже ни разу не сбился».
Мурат, впрочем, не оценил его красноречие. Он выслушал, не перебивая, нахмурился, потом мрачные складки на его лице разгладились.
— Так или иначе, — сказал Мурат, — мы предупредили вас, майор. Теперь мы хотим уйти.
— Уйти? — возмутился Громов. — После всего, что вы тут натворили? Мы не дадим вам уйти, Мурат. Наш долг — остановить вас. А поскольку сил у нас побольше, я предлагаю вам сдаться. Во избежание новых бессмысленных жертв. Если вы сдадитесь, сложите оружие, мы передадим вас властям. Дальнейшую вашу участь решит суд. В противном случае нам придется вас уничтожить.