Операция «Минотавр»

Кунтс Стивен

Джейк кивнул. Инженер продолжал:

– Человек не может управлять машиной с отрицательной устойчивостью. Это все равно, что пытаться удержать ворота гаража на кончике флагштока. Так что полетом управляют компьютеры. Благодаря этому мы можем иметь самолет с высокой маневренностью и оптимизировать элементы, делающие его незаметным, не заботясь о возможности для пилота осуществлять управление. А принцип работы очень красив.

Джейк слегка усмехнулся. Все инженеры называют удачные решения технических вопросов красивыми.

– Здесь три компьютера, –

продолжал Фрэнкс. – Каждый из них замеряет высоту самолета и все прочие первичные параметры – плотность воздуха, температуру, воздушную скорость и так далее – сорок раз в секунду. Потом они сверяются с управляющим сигналом от пилота. Этот сигнал просто сообщает трем компьютерам, что намерен делать пилот. После этого компьютеры определяют, какие необходимы управляющие воздействия, чтобы выполнить приказ пилота, и сравнивают свои ответы. Голосуют. Если мнение двух компьютеров сходится, третий должен подчиниться. После опроса согласованный электрический сигнал подается на гидравлические цилиндры, которые приводят в действие исполнительные механизмы. Этот цикл операций производится сорок раз за секунду. Представляете?

– Думаю, что да. Но откуда компьютер знает, на сколько сдвинуть исполнительный механизм? В обычном самолете это делает пилот.

– Ну, конечно, компьютеру нужно подсказать. Эти данные помещаются в постоянное программируемое запоминающее устройство – ППЗУ. Поскольку оно электрическое, мы его называем ЭППЗУ. Бывают другие типы запоминающих устройств, скажем, оптические ППЗУ или…

Джейк поднял руку:

– Значит, когда Рита пожаловалась на чрезмерную чувствительность систем управления, вы заменили ЭППЗУ?

– Вот именно. Устройство выполнено на микросхемах, в которые и закладываются данные. Мы позвонили в «Аэротек», они изготовили несколько штук и прислали сюда самолетом. Вот и все.

– Но самолет разбился.

– Да, – оправдывающимся тоном произнес Фрэнкс, – но мы еще не знаем…

– Что-то пошло совсем не так, как надо. Это-то мы знаем, – отрезал Джейк Графтон. – Самолет трижды срывался в перевернутый штопор. Рита пыталась справиться с ним, и два раза ей это удалось.

– Может быть, она…

– Нет уж. Она точно знала, что делает. В школе пилотов-испытателей она столько раз выходила из штопора, что вы не можете себе даже представить.

Их беседу прервал подошедший к ним вице-президент «Аэротек»:

– Не знаю, как это могло случиться, но в микросхемы заложены ошибочные данные.

У вице-президента «Аэротек» было круглое лицо херувима. Теперь же, всего через час, лицо это выглядело так, будто его два дня выдерживали на тропическом солнце.

– Как это могло быть? – ошеломленно спросил Джейк.

Тот лишь пожал плечами:

– Мы проверяем все данные трижды; понятия не имею, как это могло произойти, но данные для ЭППЗУ на этой микросхеме полностью неправильные. – Он растянул длинную распечатку. – Видите вот эту строку? – Он зачитал число в этой строке, просто число. – Теперь смотрите сюда. Вот данные на микросхеме.

Его

палец показал на другую распечатку, ту, что на глазах Джейка только что сошла с принтера. Джейк присмотрелся. Там стояло другое число.

– Как это могло случиться? Я считал, что вы, ребята, проверяете такие вещи.

– Да, проверяем. После изготовления микросхемы мы проверяем каждое вонючее число. Не знаю… просто не знаю, что и сказать.

– Это только одно ППЗУ, – заметил Гарри Фрэнкс. – Их было три. Может быть, это как раз единственное с дефектом.

– Точно мы уже никогда не узнаем, – протянул Джейк Графтон, вглядываясь в лица собравшихся и пытаясь распознать их реакцию. – Остальные блоки разбились и сгорели. Этот единственный, который уцелел.

– Не знаю, что и сказать, – повторил вице-президент «Аэротек».

Джейк Графтон вышел из помещения в поисках телефона.

* * *

Луис Камачо слушал по телефону адмирала Генри и рисовал в блокноте. Сейчас у него получались домики, разумеется, в правильной перспективе. «Крышу и фундамент я определяю верно», – подумал он.

– Так, значит, «Аэротек» продала вам дефектную микросхему для ЭППЗУ. Или две, или три. Подавайте в суд на этих гадов. При чем тут ФБР?

– Я получил распечатку базы данных управления самолетом с нашего компьютера. В ней ошибки. Так вот, я не знаю, введены в микросхемы «Аэротек» эти данные или нет, но то, что заложено в компьютер Пентагона, – ложно. И я позвонил специалисту по компьютерам из Агентства национальной безопасности, который курирует нас, Клейнбергу. Фреду Клейнбергу. Он поработал со своими сверхсекретными программами, о которых мне не положено знать, и сказал, что последний, кто вносил изменения в эту базу данных, был Гарольд Стронг.

Камачо продлил линии от крыши, карнизов и фундамента дома, пока они не сошлись в какой-то точке перспективы. Конечно, дом Олбрайта обсажен кустарником, а если учесть еще забор и прочее, он выглядит совсем не так.

– Вы слушаете, Луис?

– Слушаю.

– Я хочу, чтобы вы и ваши люди занялись этим.

– В ВМКР вы обращались? – Это была военно-морская контрразведка.

– Нет. Потому что вы единственный человек в пределах столичной кольцевой дороги, который знает, что за всем этим кроется. Я хочу, чтобы следствием занялись вы.

– Следствием о чем?

– О подделке базы данных в компьютере, шпион вонючий. Прототип стоимостью в четыреста миллионов долларов, который должен был быть «черным», как пиковый туз, превратился в кучку пепла, а пилот лежит при смерти. Данные в микросхемах, которые управляют самолетом, ложные. Тот, кто вводил эти данные, убит. Значит, кто-то где-то совершает преступление против федеральных законов. Так поднимите же свою жирную задницу и выясните, не пролез ли «Минотавр» или какая-то другая сволочь в мою программу! Черт возьми, что мне делать? Позвонить директору ФБР? Поговорить с президентом? Дать объявление в «Вашингтон пост?»