Операция молот
Шрифт:
Майклсон кивнул, смирившись с весьма чудным чувством юмора генерального прокурора. Никогда нельзя было сказать наверняка, что все его речи — только пустое зубоскальство, и это при нынешней-то нестабильной ситуации в сегодняшнем запутанном мире! Однако вся его тирада больше напоминала цитату из той вдохновенной публицистики, которую обыкновенно печатает журнал «Мэд», лосанджелесская «Фри-пресс» и «Конгрешнл рекорд» [37] .
— Кажется, у тебя сегодня хорошее настроение, Билл, — осуждающе заметил директор ЦРУ.
37
«Мэд» —
— А ты как всегда мрачнее тучи. Надо мне послать тебе несколько экземпляров тех непристойных книжонок, которые Верховный суд не позволяет нам конфисковывать из почтовых отправлений. Может, они тебя немного развеселят.
На самом же деле Фросту было совсем не до шуток с той секунды, как он несколько минут назад увидел Майклсона. Проницательный и практичный, он сразу догадался: произошло нечто серьезное и значительное — что и заставило Стивенса срочно созвать совещание с участием по крайней мере двух членов кабинета. Тут речь пойдет не о движении за гражданские права и не о загрязнении воздуха, не об инфляции и не о бюджете Национального совета искусств, раз и Майклсон здесь.
— Джентльмены, президент ждет, — напомнил Бономи, прервав их беседу.
Они прошли к лифту.
В «оперативном центре» Белого дома — в подвальном этаже — громко стрекотал телетайп цепи № 1 — «чистой» линии связи с Пентагоном. Младший сержант Хармон Д. Дьюк прошел в угол комнаты и пробежал взглядом по рулону желтой бумаги, непрерывно вылезавшей из печатного аппарата, и нахмурился. Слова, неумолимо протянувшиеся по желтому полю — отдельные слова, — были вполне осмысленными, но все сообщение в целом, на первый взгляд, не имело никакого отношения к Белому дому:
«СЕКРЕТНО. СРОЧНО. НЕМЕДЛЕННО ПЕРЕДАТЬ ЦИКЛОПАМ. ДЕЛЛ ЛОУРЕНС. ОСУЖДЕН ЗА УБИЙСТВО ПЕРВОЙ СТЕПЕНИ 18 МАРТА. ЖЕРТВА ЖЕНА ДАЙАНА МЭВИС ДЕЛЛ ТРИДЦАТИ ДЕВЯТИ ЛЕТ. СПОСОБ УБИЙСТВА УДУШЕНИЕ. МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ КВАРТИРА МАЛЬМСТРОМ МОНТАНА. БИОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ СЛЕДУЮТ. ЛОУРЕНС ДЕЛЛ, БЕЛЫЙ, ПРОТЕСТАНТ, СУДИМОСТЕЙ РАНЕЕ НЕ ИМЕЛ. РАНЕЕ ЖЕНАТ НЕ БЫЛ. ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ И ПСИХИЧЕСКИХ ОТКЛОНЕНИЙ НЕ ЗАРЕГИСТРИРОВАНО. ДЕЛЛ РОДИЛСЯ НЬЮ-ХЕЙВЕН, КОННЕКТИКУТ, СЕНТЯБРЬ 1938, СЫН ДОКТОРА И МИССИС РИЧАРД ДЕЛЛ. СТАРШИЙ БРАТ РИЧАРД ДЕЛЛ-МЛАДШИЙ. МЛАДШАЯ СЕСТРА ЭЛИЗАБЕТ…»
Сообщение продолжало размеренно выплевываться телетайпом, но младший сержант Дьюкстак так и не мог понять, зачем такая информация понадобилась «Циклопам» — этим кодом обозначался президент Соединенных Штатов Америки. Возможно, это имеет отношение к прошению о помиловании, которое рассматривает президент, решил связист.
— Добрый день, джентльмены! — поприветствовал собравшихся Дэвид Стивенс, и когда они отозвались ему хором «Добрый день, мистер президент», он жестом пригласил их занять кресла и кожаный диванчик. — От Маккензи уже получено что-нибудь, Винс? — обратился он к помощнику.
— Сейчас проверю.
Стивенс кивнул на телефон, стоящий у него на столе, и его бывший ведомый набрал номер комнаты связи.
— Как раз сейчас передают. Будет готово минут через пять-десять, — доложил Бономи.
Президент кивнул.
— Вы все знакомы с генералом Бономи? — спросил он тоном, который ясно давал понять, что ему ровным счетом наплевать, знакомы они или нет. — Ну ладно, приступим к делу. Это срочное совещание. Произошло чрезвычайное происшествие — серьезное и весьма странное. Оно впрямую затрагивает национальную безопасность и международную безопасность. Я специально решил не созывать Совет национальной безопасности в полном составе, ибо дело настолько секретное, что я бы не хотел посвящать в него людей, которым знать о нем вовсе не обязательно. Надеюсь, вы меня понимаете?
Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание — он не ждал реакции на свой вопрос и, не дав времени присутствующим обдумать возможный ответ, продолжал.
— Вас ввели в курс дела, генерал? — обратился президент к начальнику штаба ВВС.
— Так точно, сэр, — подтвердил Крейн. — Мне звонил Маккензи. Он сказал, что вы дали ему добро.
Директор Центрального разведывательного управления свирепо впился зубами в сорокадолларовую трубку, подаренную ему женой к дню рождения, и обиделся за то, что и его «не ввели в курс дела».
— «Гадюка-3», — продолжал хозяин Белого дома, — принятое в Стратегическом авиационном командовании обозначение одной из подземных ракетных установок «минитмен» в Монтане. Это в районе Мальмстрома, в месте дислокации 168-го крыла стратегических ракет. Прошлой ночью, или точнее очень рано сегодня утром, пятеро осужденных убийц — один из них бывший майор САК, служивший ранее в 168-м крыле совершили побег из камеры смертников тюрьмы штата в Хелене. Затем они устроили засаду сменному боевому расчету, направлявшемуся в «Гадюку-3», угнали их «универсал» и украли обмундирование. Позже им каким-то образом удалось нейтрализовать охрану в наземном караульном помещении на территории «Гадюки-3», а затем — уж не знаю как — они захватили и саму подземную капсулу. Я не понимаю, как это им удалось.
— Это невозможно, — пробормотал государственный секретарь.
— Невозможно — так считается. Но на самом деле это так. Они захватили капсулу! — холодно поправил его Стивенс.
Глава военного ведомства взглянул на Крейна, и тот мрачно кивнул в знак подтверждения правоты президента.
— В настоящее время они находятся там внутри, — продолжал Стивенс. — Бронированная дверь задраена, им удалось отключить все электронные устройства, которые могли бы заблокировать пусковые кнопки ракет «Гадюки-3» извне. Говоря попросту, они способны в любой момент запустить эти ракеты — и они грозят нам так и поступить.
Государственный секретарь всем своим видом выражал полнейшее недоумение. На лице директора ЦРУ была написана искренняя озабоченность, министр обороны, похоже, колебался между искушением произнести гневную тираду и позывом к рвоте. Генерал Крейн моргал и сглатывал слюну чаще, чем обычно. Они были потрясены, но не испытывали недоумения. Артур Ренфрю Гросвинор, трезвомыслящий, культурный человек, который никогда не суетился и не терял головы, был в недоумении.
— Я не понимаю, — изрек он размеренным голосом старого новоанглийского аристократа. — Это бессмыслица какая-то.