Операция молот
Шрифт:
Человек с лицом кинозвезды — человек, которого монтанские газеты и радиостанции называли «самым красивым убийцей, когда-либо посаженным в „дом смерти“ штата», — кивнул. Пауэлл всегда умел предвидеть события и использовал этот свой природный дар расчетливо, точно и хладнокровно. Пауэлл и Фэлко — лучшие в команде, считал Лоуренс Делл, и он на них целиком полагался.
— Выключатель в стойке ворот — в левой стойке, — запирает замок, замыкая электрическую цепь, — объяснил Делл.
Не было ничего удивительного в том, что он знал такие тонкости — все до мельчайших нюансов. Как заместитель начальника разведки, он ведал организацией безопасности пусковой установки в 168-м крыле, и в его обязанности как раз и входило знание подобных деталей. Ему было просто все это выучить, ибо он оказался даровитым учеником с блестящей памятью и страстью к знаниям — и это теперь пошло ему на пользу. У Делла были все данные: ум и хватка, а также хладнокровие, мужество и хитрость, — чтобы дослужиться до генеральских звезд, размышлял чернокожий сержант, выйдя в промозглый туман. Такой красивый, осторожный и умный янки, как майор Лоуренс Делл, мог бы всего в жизни добиться, думал Пауэлл с легкой завистью. Бывший морской пехотинец юркнул в угнанный синий «форд-универсал» и перегнал его за электрифицированное проволочное заграждение, закрыл ворота, нажал на кнопку блокировки замка и вернулся в караулку, держа в руках по паре башмаков.
— Это, ребята, вам еще может понадобиться, — сухо заметил он своим подельникам.
Фэлко и Хокси поблагодарили его за предусмотрительность, а Делл только улыбнулся. Делл единственный из всех понимал, что Пауэлл всегда говорит только истинную правду — и ничего больше. Он вовсе не хотел быть участливым или предусмотрительным — он был просто практичным парнем. Он не выполнял ничьих поручений, ибо никому не прислуживал. Пауэлл просто полагал — что было вполне логично, — что этим двум белым, ставшим на время его сообщниками, может понадобиться обувь, потому что, обутые, они лучше выполнят возложенные на них обязанности. А отлично справившись со своими обязанностями, они спасут его жизнь. О большем он и не беспокоился — уже с давних пор.
Делл мог бы рассказать обо всем, но это было бы не слишком мудро, ибо Пауэлл мог бы рассердиться. Вместо этого он сказал нечто менее рискованное для успеха операции.
— Давайте пошамаем! — предложил он.
Через несколько минут пятеро сбежавших из «дома смерти» узников уминали толстые сандвичи с ветчиной и пили кофе. Хокси жевал с отрешенным видом, глухо мыча про себя какой-то гимн почти без мелодии и качаясь в такт ритму, звучащему только в лабиринте его мыслей. Это был псалом, обращенный к Богу, который послал его в это странное место в компании странных попутчиков. Пауэлл поглощал свой сандвич медленно и вдумчиво и каждые двадцать секунд стрелял глазами по окнам караулки просто «по привычке». Внимание Делла было приковано к сообщникам, ибо он знал, сколь мала возможность появления кого-либо на «Гадюке-3» в такое унылое утро, и он поймал себя на том, что внимательно наблюдает за жрущим Харви Шонбахером. В том, что этот насильник и убийца жрал как боров, не было ничего удивительного, ибо аптекарь являлся мерзким лицемером и коварным садистом, воплощавшим собой все то, что ненавидел Делл. Еще в «доме смерти» Делл расписывал свой план побега как «величайшее преступление в истории человечества», и теперь он считал достойным сожаления, что такой жирный, малоприятный и неуравновешенный тип, как Шонбахер, участвует в осуществлении этого грандиозного плана.
Ну да ладно, все равно от этого слабака Харви Шонбахера мало что зависело.
Самое главное — это их миссия, напоминал себе Делл. Уж так он был обучен — думать в таких категориях, и вот теперь все долгие годы его упорного труда и учения должны были сторицей воздастся в ближайшие шестьдесят минут. Это будет почище, чем «большое ограбление почтового поезда» в Англии или еще что-то в том же духе. В течение ближайшего часа пять беглецов совершат нечто, что принесет им мировую славу.
Или смерть.
— А теперь все внимательно послушайте, — объявил Делл своим, ясным ровным голосом, который часто звучал на их совещаниях. — Больше я не буду к этому возвращаться. Мы уже сто раз обговаривали весь ход операции от начала до конца, но сейчас все происходит по-настоящему. Если вы будете делать все в точности так, как я вам говорил — повторяю: в точности, — то нам повезет. Теоретически это самоубийственная операция. А я вам говорю — нет, только не для нас. Я уверяю вас, что мы с этим справимся.
Фэлко кивнул. Он уже и раньше ходил на разные сложные дела — хотя бы на ту «мокруху» в Вегасе или тогда, когда он прихлопнул правительственного свидетеля прямо на ступеньках Верховного суда на Манхэттене. Глаза Виллибоя Пауэлла сузились, но он продолжал поедать свой сандвич.
— Может быть, никому в мире это было бы не под силу, — говорил Делл. — Может быть, это было бы не под силу лучшим из лучших китайских коммандос или отборным русским парашютистам, но нам это удастся — и мы уцелеем. Ну ладно, посмотрите на этот переговорник на столе у охранника. Сначала Дьякон побеседует по этому переговорнику с боевым расчетом в капсуле и скажет, что прибыла смена. Он назовет фамилии и звания, все, как положено. Потом я подойду к переговорнику и скажу пароль, который нам сообщили ребята из «универсала».
— А почему это с капсулой будет разговаривать Дьякон? — недовольно спросил Шонбахер.
— Потому что он единственный из нас, кто говорит с таким же южным акцентом, как тот сержант, которого я удавил, — объяснил холодно Пауэлл.
Фэлко кивнул. Теперь все ясно.
— Вилли прав, — продолжал бывший зам. начальника разведки. — А теперь давайте еще разок прорепетируем.
Они повторили все четыре раза, прежде чем Делл наконец удовлетворился выступлением Хокси. Тот факт, что этот религиозный фанатик был чокнутым, вовсе не влиял на его мужицкое хитроумие: он, похоже, вжился в образ и на удивление быстро осваивал театральное мастерство.
Уже вторую репетицию он провел блестяще и не смутился, когда его попросили дважды повторить свою роль. Даже Фэлко, считавший Хокси «деревенщиной», был немало поражен.
— Отлично. Ну, поехали! — скомандовал Делл.
Хокси сел за стол, где несколько минут назад восседал ныне покойный полицейский ВВС, взял планшет и проследил взглядом за рукой Делла, нажавшего кнопку переговорника.
— Внимания, Яма! Внимание, Яма! — заговорил Хокси, как его научил Делл. — Это дежурная часть. Докладываю смену боевого ракетного расчета 962-Б, заступающего на боевое дежурство. Фамилии и воинские звания: Кинкейд, Роджер Ф., капитан, командир расчета, и Уиткин, Гарри О., старший лейтенант.
Ответ последовал почти незамедлительно.
— Вас понял. Сообщение принято. Фамилии и воинские звания соответствуют списочным данным. Пожалуйста, позовите капитана Кинкейда для обмена паролями, — приказал металлический голос командира боевого расчета.
Склоняясь к переговорнику, Делл засомневался — только на одну секунду, — правильный ли пароль сообщили ему попавшие в их засаду офицеры сменного боевого расчета после столь тяжких побоев, какие им были нанесены. Кое-кто из шибко преданных присяге офицеров может, даже невзирая на боль, пуститься на хитрость, хотя прочие, даже самые отважные, ломаются после страшных истязаний и нервного потрясения. Деллу предстояло произнести несколько верных слов — не просто верных слов, но в правильной последовательности, — иначе массивная дверь, ведущая в подземную капсулу, не сдвинется с места, и командир боевого расчета поднимет тревогу: «Краснокожий!» «Краснокожий» было кодовым словом, используемым в САК для обозначения попытки захвата ядерной ракетной базы, и именно это слово командир прокричит в микрофон, нажав на кнопку тревоги.
Краснокожий!
Этого будет достаточно.
Одно это слово их погубит.
В этот самый момент — как и всегда — два «взвода тревоги» полиции ВВС сидят в «помещении боевой готовности» на военно-воздушной базе Мальмстром. В Мальмстроме находился штаб 168-го крыла, и он располагался в 19,7 милях от «Гадюки-3». Плюс еще какое-то расстояние между одним внешним ограждением и другим внешним ограждением. В действительности дверь в караулку «Гадюки-3» и на вертолетную площадку перед «помещением боевой готовности» отделяли чуть больше двадцати двух миль. Они прибудут сюда на вертолете — отчаянные молодые ребята, с вооруженные автоматами и движимые пламенным энтузиазмом. Энтузиазм — таков был принятый в вооруженных силах синоним жажды смерти, коль скоро эта смерть имеет высокую цель и происходит красиво. Три двухмоторных вертолета, неизменно стоящих на площадке, будут быстро загружены и долетят сюда за четыре минуты, и еще тринадцать минут уйдет на то, чтобы одержимые пламенным энтузиазмом летные полицейские, которые каждый месяц проходят тренировочные снайперские сборы, окружили территорию пусковой установки и открыли огонь.