Операция «Немезида»
Шрифт:
Теперь у Насти остался только один объект любви. Только к бабушке она тянулась — и одновременно забирала из нее энергию. Девочка и не подозревала, что это она сама за несколько месяцев довела старушку до ракового заболевания. Теперь бабушка находилась в больнице, медленно умирая и радуясь каждому визиту внучки. И каждый ее приход приближал смерть… Маг. не контролирующий себя, не знающий своей силы, почти всегда становится убийцей.
Прежде всего Гасымов «накачал» старушку энергией. Сам, без разрешения Братства — нужно было спешить. Пока еще Настя не сможет сказать «я убила». Хотя
— Как же с ней говорить-то, с бедным ребенком?.. — прошептал Гасымов.
— Вот он, бежит! — вскинулся Сергей. — Аркаша, ну ты ж сказал, что на минутку!
— Минутку и не было меня, — хмурый Чиркин, водитель, подошел к старшему. — Пора? Рановато вроде.
— Едем, — кивнул Гасымов. — Лучше там подождем.
Каждый вечер их машина стояла под окнами блочной многоэтажки. Наблюдение продолжалось весь день — Настю охраняли в самом прямом смысле этого слова. Но именно вечерами Гасымов настраивал свои приборы, целясь антеннами в тускло светящийся прямоугольник окна. Когда еще Алферьева наконец разрешит контакт… Но работать можно начать уже сейчас. Еще несколько таких вечеров, и Гасымов будет знать о девочке почти все.
А еще ему было просто спокойнее, когда Настя была рядом.
— Как-то там наш самородочек?.. — пробормотал Гасымов, закрываясь воротником от холодного ветра. — Как-то там наше сокровище?..
— Василий звонил час назад, — доложил Борис. — После школы почти весь день была в больнице, там же и уроки сделала. В квартиру вошла в восемнадцать ноль семь. Смотрела передачу какую-то по телевизору, а потом…
— Ладно, ладно, — отмахнулся Гасымов. — Главное, что все в порядке. Пока все в порядке.
Тяжелее всего Насте было в зимние выходные. В школу идти не нужно, в больнице у бабушки долю не просидишь, там просто пахнет смертью, это очень тяжело. Час-другой в будни еще ладно, а вот в выходные, когда там становится больше посетителей, и у всех такие несчастные лица… Насте и самой было невесело, бабушка умирала. Но ведь нельзя постоянно печалиться? Лучше вообще поменьше думать о будущем, которое, похоже, приведет ее в детский дом — мать уехала с новым мужем из города, не оставив адреса.
Остаток короткого дня Настя потратила бы на прогулку, но уж очень в ту субботу оказалось холодно. Забежала к паре подружек, но они оказались заняты, сделала крюк, чтобы пройти мимо больницы, но зайти второй раз не решилась. Так и приплелась Настя домой — в холодную, пустую двухкомнатную квартиру. Хотелось сходить в кино, но лишних денег у них с бабушкой не водилось, а те, что старушка все-таки выделяла на развлечения, Настя уже потратила в начале месяца.
— Пришла? — Варвара Михайловна, соседка, появилась, как всегда, неожиданно. Она зимой и летом расхаживала в обрезанных валенках, что делало ее походку совершенно неслышной. — Как бабуля?
— Баба Маша привет передает, говорит, сегодня получше.
— Вот будет потеплее, выберусь к старой подруге… — Не спрашивая разрешения, Варчара Михайловна вошла, прошлась по
— Вчера.
— А тут? — старуха провела пальцем по старенькому серванту. — Пыль-то не стерла? Давай-ка как следует займемся, неси тряпку.
Настя, стиснув зубы, вышла на кухню. Варвара Михайловна считала себя обязанной приглядывать за девочкой, и ответственность такую возложила на себя от чистого сердца. Вот только выражались ее добрые намерения в основном в таких вот «кавалерийских наскоках», когда вечер превращался в длинную уборку, сопровождаемую скучными рассказами о колхозном детстве. И ладно бы это было все — так нет, потом Варвара Михайловна останется пить чай до поздней ночи или вообще утащит Настю к себе.
Девочку буквально разрывали противоречивые чувства к соседке. С одной стороны, Варвара Михайловна старушка добрая, и в самом деле хочет помочь. Если понадобится, то и взаймы даст до бабушкиной пенсии. Но Настя считала себя уже достаточно взрослой, чтобы самой решать, когда убираться и как часто вытирать пыль. Правда, в этот раз просто забыла… И бесконечно повторяющиеся истории про живущих где-то под Ярославлем родственников Варвары Михайловны слушать не хотелось. Вот выпроводить бы ее, сказать, что устала и спать хочется! Но нехорошо, старушке одиноко. Да и бабушка наказала слушаться соседку.
— А уроки сделала? — вдруг вспомнила Варвара Михайловна. — Дневник-то покажь!
— Я бабушке ношу расписываться, — не сдержала резкой нотки в голосе Настя. — И уроки в больнице обычно делаю.
— Бабушка бабушкой, а дневник-то, говорю, покажь! — заупрямилась соседка. — Не перечь.
— Я не перечу, — глухо отозвалась Настя, орудуя тряпкой. — Просто бабушка дневник уже видела. Все у меня в порядке в школе, как обычно.
— Девка, ты глухая, что ль? — Варвара Михайловна уперла руки в бока и повысила голос. — Дневник неси! Или я сама твой портфель перетрясу!
Отчего-то именно этот «портфель» с ударением на первый слог окончательно вывел Настю из равновесия. Она даже сама удивилась, как быстро накатила волна злости, будто все это раздражение только ждало момента, чтобы куда-то выплеснуться.
— Что вы кричите на меня?! В дом вошли без приглашения, командуете тут! Я же сказала: все в порядке!
— Ты, сопля, не смей так говорить со мной! — Варвара Михайловна из всех живущих в подъезде старушек была самой громогласной и всегда готовой к сварам. Она даже немного скучала без них. — А ну тащи портфель, пока я тебе уши не надрала! Еще Марии все про тебя выскажу, вот я дойду, как морозы кончатся, я ей все про тебя, малявку, расскажу!
— Что это вы про меня расскажете?! — Настя чувствовала, что становится будто бы чуточку другой. Более свободной и сильной, не обязанной никому ничем. Не обязанной быть доброй и вежливой, честной и бедной. Не обязанной проводить дни в больнице, пропахшей смертью и лекарствами, а вечера — слушая истории выжившей из ума соседки. Не обязанной быть достаточно сильной, чтобы не думать о погибшем отце и бросившей ее матери. — Расскажете, может, что тут пыль плохо вытираю?!
— Ах ты, малявка! На горло меня взять хочет, вы только поглядите!