Операция «Перфект»
Шрифт:
Фотографий Дайаны в гостиной не было ни одной. И о своем детстве она никогда не рассказывала. Было просто невозможно себе представить, что и она когда-то была маленькой девочкой, а не только их мамой.
У себя в комнате Байрон снова внимательно изучил секретную схему района Дигби-роуд. Зря, думал он, Дайана вздумала комментировать привычку Сеймура называть их автомобиль «она». И зря сам он, Байрон, так расхохотался. Они явно выбрали не самый удачный день, чтобы продемонстрировать несогласие с отцом. Вспомнив то, что случилось за ланчем, Байрон почувствовал в низу живота какую-то противную холодную пустоту – примерно такое же ощущение он испытал во время коктейля, который его родители устроили на прошлое Рождество для родителей других учеников «Уинстон-хаус».
Впрочем, мать он обнаружил на кухне, причем в полном одиночестве, и от этого испугался еще больше. Пришлось даже притвориться, будто он только что влетел в дом, прибежав откуда-то издалека.
– А где папа?
– Уехал в Лондон. У него там срочная работа.
– И «Ягуар» не осматривал?
У матери стало такое выражение лица, словно она не понимает вопроса.
– А зачем ему осматривать «Ягуар»? Он просто вызвал такси и поехал на вокзал.
– Почему же ты его не отвезла?
– Не знаю. Как-то времени не хватило. Что-то ты слишком много вопросов задаешь, мой милый!
Но больше она ничего не сказала, и Байрон испугался, что расстроил ее своими вопросами. Но вскоре мать снова повернулась к нему и подбросила в воздух целую стайку мыльных пузырей. Байрон засмеялся и стал ловить их пальцами, а она слегка подула, и один пузырь уселся ему прямо на кончик носа, точно белый бутон. Без отца дом снова казался теплым и уютным.
Та рождественская вечеринка была затеей Сеймура. Ее устроили через несколько месяцев после неприятного случая с мостом через пруд. «Пора нам кое-что им продемонстрировать, этим родителям детишек из привилегированной школы», – сказал Сеймур. Были разосланы специальные приглашения, напечатанные на белых карточках. Дайана купила огромную елку, которая даже в холле доходила до потолка, и украсила дом разноцветными бумажными цепями. Отполировала деревянные панели на стенах, напекла крошечных пирожков-волованов с разными «сюрпризиками» внутри и надела по черешенке на каждую соломинку для коктейля. Пришли все, даже Андреа Лоу с мужем, королевским адвокатом.
Это был неразговорчивый человек в бархатном пиджаке и негнущейся манишке, который всюду следовал за женой, а сама Андреа не выпускала из рук бокал с вином и канапе в бумажной салфетке.
Дайана обнесла всех напитками, и гости принялись дружно восхищаться новыми полами с подогревом, кухонным оборудованием, купальными халатами цвета авокадо в ванной, шкафами в спальне, электрическими каминами и двойными герметичными рамами на окнах. Байрону было поручено принимать и развешивать пальто.
– Новые деньги! – донеслось до него. Это сказала одна из приглашенных матерей. Сам Байрон считал, что гораздо удобнее пользоваться десятеричной системой и новыми монетками. Мимо как раз проходил Сеймур, который явно услышал слова этой женщины. Байрону казалось, что и отцу новые деньги тоже нравятся, но у того было такое выражение лица, словно он только что обнаружил некий неприятный «сюрпризик» в своем воловане с грибами. Впрочем, отец никогда не любил овощи без мяса.
А потом Диэдри Уоткинс предложила поиграть в фанты или еще в какую-нибудь светскую игру – это Байрон тоже хорошо помнил, хотя его возможности стать свидетелем самой игры были теперь ограничены удобным потайным местечком на верхней площадке лестницы. «О да, давайте поиграем!» – обрадовалась Дайана. Она вообще любила такие забавы, и, несмотря на то что отец Байрона как раз подобных вещей не одобрял, разве что мог разложить пасьянс «солитер» или решить какой-нибудь особенно сложный кроссворд, все остальные согласились, что это великолепная идея, и ему, как хозяину дома, тоже пришлось участвовать в общей игре.
Он завязал Дайане глаза – правда, Байрону показалось, что действовал он несколько грубовато, но она не жаловалась, – и сказал, что теперь пусть она его найдет. В этом весь смысл игры, сказал он. «Моя жена любит поиграть. Не правда ли, Дайана?» Иногда у Байрона возникало ощущение, что отец перебарщивает, притворяясь весельчаком. И вообще отец гораздо больше нравился ему и был гораздо понятней, когда, например, рассуждал об Общем Рынке или туннеле под Ла-Маншем. (Он был ярым противником и того и другого.) Но игра началась, и столпившиеся в гостиной веселые подвыпившие гости то и дело со смехом окликали Дайану, и та ощупью пробиралась на зов, взмахивая руками и неуверенно спотыкаясь, и пыталась поймать очередного шутника.
– Сеймур? – звала она. – Где же ты?
Она трогала щеки, волосы и плечи чужих мужчин, но мужа так и не находила.
– Ох нет, – говорила она. – Боже мой, и вы тоже не Сеймур! – И все смеялись. Даже Андреа Лоу не выдержала и улыбнулась.
Качая головой, словно она у него страшно разболелась или он просто безумно устал и все это ему надоело – трудно было сказать наверняка, – отец Байрона потихоньку ушел к себе, но никто, кроме Байрона, этого не заметил. А Дайана все продолжала искать его в гостиной. Она бродила, натыкаясь на плотную толпу, и гости начинали как бы передавать ее друг другу, как мячик или куклу, и все при этом радостно кричали и смеялись, а один раз ее толкнули, и она чуть не упала прямо на елку, но и после этого все продолжала искать своего мужа, вытянув перед собой руки с дрожащими растопыренными пальцами.
Больше подобных вечеринок родители Байрона не устраивали. Отец сразу заявил, что следующее такое сборище состоится только через его труп. Да и самому Байрону казалось, что дом у них недостаточно гостеприимный для шумных вечеринок. Но, вспоминая ту вечеринку и то ощущение дурноты и смущения, которое он испытывал тогда, глядя, как толпа гостей швыряет его мать из стороны в сторону, точно кусок плавника, Байрон снова подумал, что зря мать не промолчала, когда отец завел разговор про их новый «Ягуар».
В воскресенье вечером Байрон стащил постель на пол и положил рядом фонарик и лупу. На всякий случай. Понимая, что впереди у него немало трудностей, даже если до смерти или голодания дело и не дойдет, он хотел знать, сколько времени он сможет продержаться в непривычных условиях и на что будет способен. Сперва сброшенный на пол плед показался ему на удивление толстым и теплым, было приятно, что первое испытание он выдержал так легко. Вот только уснуть что-то никак не удавалось.
Да и жара, конечно, мешала. Байрон лег поверх одеяла и расстегнул пуговицы на пижамной куртке. Он уже начинал задремывать, когда колокола за Кренхемской пустошью прозвонили десять, и от их звона он снова проснулся. Потом мать выключила музыку в гостиной, на лестнице послышались ее легкие шаги, щелкнула дверь в спальню, и дом окутала тишина. А Байрон все вертелся с боку на бок, без конца поправляя постель и взбивая подушку, но каждый раз его мягкое тело встречалось с безжалостно твердой поверхностью пола. Тишина в доме стояла настолько оглушительная, что он не мог понять, как в такой тишине вообще можно спать. Было слышно, как на пустоши лают лисицы. Слышалось уханье сов, стрекот сверчков, а иногда и сам дом вдруг начинал глухо потрескивать и постукивать. Байрон нашарил свой фонарик и даже несколько раз включил его, водя лучом по стенам и занавескам на тот случай, если где-то тут собрались грабители, которые намерены забраться к ним в дом. Знакомые очертания предметов то выныривали из темноты, то пропадали. И как ни старался он закрыть глаза и уснуть, в голове крутились мысли только о грозящей им опасности. Кроме того, спать на полу оказалось очень жестко, и было ясно, что утром все тело у него будет в синяках.