Операция "Рагнарёк"
Шрифт:
— Звучит заманчиво, — Фионнбар поднял бокал вина и пригубил темно-красный напиток, — но почему мы первые? Я хотел бы посмотреть, как люди отреагируют на появление других «несуществующих» существ.
— Переговоры о внесении законопроекта, признающего за Сородичами гражданские права, уже ведутся, — сообщил Норвик.
— При всем уважении к вашему сверхъестественному статусу, — возразил Князь, — вы люди. В то, что человеческого в вас больше, чем потустороннего, убедить людей будет нетрудно. Да и Гару – почти люди, пусть в волчьей шкуре. Мы – иные, человеческие тела для нас все равно, что одежда, дресс-код, позволяющий появиться на публике.
— Тогда о ком речь? – спросил Фьялар.
— Цверги. Альвы.
— Я надеюсь, кендеров тут не предвидится? – ухмыльнулась Делия.
— Ни кендеров, к счастью, ни халфлингов, к сожалению, — ответил Князь, — хотя лепреконы ничуть не лучше. Но…
Он задумался, медленно смакуя терпкое красное вино.
— Возможно, ты прав, Фьялар, — заключил он, — я чувствую, что мир меняется. Если мы будем тянуть с решением, первыми могут оказаться гоблины и орки.
* Фригольд – место силы, где фейри могут черпать Гламур прямо из Грезы. Холмы Ши в Ирландии – пример фригольдов
48. Южный Бронкс, Нью-Йорк. Екатерина
Ранняя жара не пошла на пользу заброшенным трущобам. Сырой ветер сменился пыльным, от мусорных баков еще сильнее потянуло гнилью, серые пятна плесени высохли и потемнели. Екатерина поморщилась, задумавшись над несправедливостью природы, – ее телу было отказано в наслаждениях плоти, в то время как ее терзания, включая омерзение от тошнотворной вони, были ему доступны. Она натянула высокий воротник черного хлопчатобумажного свитера почти до носа и постаралась отвлечься от неприятных ощущений.
Мимо проехал рассыльный на стареньком мотороллере с желто-красным коробом какой-то подозрительной пиццерии за спиной. С любопытством взглянул на тоненькую фигурку, видимо, прикидывая, каким зельем накачалась девчонка, чтобы решиться разгуливать по трущобам в такое время. Чуть притормозил, поравнявшись с ней, но передумал и резко рванул вперед, скрываясь из глаз.
Екатерина спрятала свою искалеченную улыбку в ворот свитера. Она не сомневалась в своей способности разорвать в клочья любого местного чемпиона уличных драк. И всю его банду, если уж на то пошло. Но этой ночью расчистка Южного Бронкса от людского отребья в ее планы не входила. Так же как и столкновения с появляющимися здесь временами Сворами Шабаша. Она догадывалась, кто может ждать ее в разрушенной церкви, кто мог послать ей это сообщение – дерзкое и наглое, словно подзывая собаку. Но от некоторых призывов не отказываются, в какой бы форме они ни были сделаны. Хотя… Ей очень хотелось, чтобы оказалось, что она ошиблась, и тогда ей представится возможность перегрызть глотку зарвавшемуся Каиниту.
Вероятно, она все-таки утратила привычный самоконтроль, взволнованная предстоящей встречей. А может быть, эти трущобы слишком сильно напомнили ей узкие грязные улочки Праги, по которым она вот так же когда-то брела ночью одна, еще не защищенная своей новой силой, еще совсем юная, наивная и очень хорошенькая.
Тогда они выскочили, как из-под земли, трое мрачных небритых оборванцев, заломивших руки, сбивших с ног, тут же, на покрытых жидкой грязью булыжниках мостовой задравших юбку. Екатерина отбивалась из последних сил, в смутной надежде, что ее убьют раньше, чем эта грязь коснется не только тела, но и души. Последнее, что она запомнила, был страшный удар латной рукавицей в подбородок, пронзивший ее мозг раскаленным прутом.
Она пришла в себя на руках высокого мужчины в простом кожаном колете. Несостоявшиеся насильники лежали тут же искореженными, перекрученными кучами тряпья. Челюсть пылала огнем, и в глазах мелькали звезды, но там, внизу, болью ничто не отдавалось, очевидно, спаситель успел вовремя.
Потянулись долгие дни и ночи боли и бреда, цыганка-знахарка не отходила от нее ни на миг. Екатерина выжила, но на ее лице навсегда остались следы ночного нападения. Мужчина, вытащивший ее из западни, приходил редко, и все больше молчал, глядя, как девушка борется за жизнь. Но в одну из ночей он неожиданно заговорил.
Мархель. Ее сира звали Мархель. Он был чем-то вроде благородного разбойника, предводителя шайки лишенных наследства сыновей, чьи отцы вызвали гнев или зависть князя Праги Владислава. И еще он бы вампиром. Бруха. Ученым, философом, воином. Учителем и другом. Все это случилось потом, после того, как он рассказал ей, почему с ней произошло это несчастье.
Принц Брандл, добиваясь союза с недавно овдовевшим Владиславом, поставлял в княжескую опочивальню свежее «мясо». Князь вскорости собирался жениться во второй раз, и с лихорадочной поспешностью использовал выпавшую между супружескими узами паузу, чтобы предаться похоти, осуществив свои самые темные фантазии. По всей Праги слуги Брандла выискивали для него юных девственниц, немилосердно калеча их, лишая невинности самым зверским и жестоким способом, втаптывая в грязь. После чего жертву находила городская стража и доставляла ее к Владиславу. Князю нравилось разыгрывать из себя доброго властителя, сострадающего безвинно пострадавшей девушке, обещать ей справедливое воздаяние и утешение. И в тот миг, когда несчастная уже начинала приходить в себя после случившегося с ней ужаса, он сменялся новым кошмаром. Благодетель менял личину, становясь палачом. После обезображенный труп находили где-нибудь под Мостом Юдифь или в еврейском квартале – развлечения не мешали князю думать о политике, а еврейские купцы, на его взгляд, скопили уже достаточно золота, чтобы можно было выжать их, как губку, натравив разъяренную чернь.
Когда Мархель рассказал ей об этом, не утаивая ни своей принадлежности к Каинитам клана Бруха, ни того, что Принц Брандл – давний заклятый враг, Вентру, из клана, разрушившего Карфаген и погубившего мечту Прометианцев, Екатерина не сомневалась, что за этим последует ее обращение. Если раньше у девушки и были мечты о спокойной счастливой жизни, любящем муже и детях, изуродованное лицо навсегда положило им конец. Зато у нее оставалась месть. Ненавистным Вентру и кровожадному князю, в чьи лапы она так и не попала, но от этого не менее заслуживающему ее ярости. Екатерина понимала, что дар Каина, который предлагает ей Мархель, – единственное средство осуществить эти планы. Она с готовностью подставила спасителю свое горло.
Мархель стал ей почти отцом. В век, когда даже девушки из знатных семейств редко могли прочитать что-то, кроме молитвенника, а то и вовсе не знали грамоты, он дал ей блестящее образование, вложил в ее сердце горячую мечту о мире, где сыновья Авеля и Каина будут существовать бок о бок, делясь друг с другом своими знаниями, научил сражаться.
Когда Екатерина окрепла и научилась пользоваться своей силой, Сир оставил ее. Девушка заняла достойное место среди Каинитов Праги, ее горячие речи подвигли многих на открытое выступление против Брандла. Владислав умер, так и не дождавшись ее мести, и с новым князем она уже искала союза против Вентру. Но тот не горел желанием лишаться могущественного союзника, о чьей связи с Тьмой ничего не знал. Все кончилось бунтом, в котором приняли участие ее товарищи по клану и городские низы. Замок Визенград был сожжен и разрушен, но Екатерине пришлось покинуть город – Вентру объявили на нее кровавую охоту.
Темные Века она провела, скитаясь по Европе, набирая силу, пытаясь сплотить вокруг себя Прометианцев. Когда же наступило время Инквизиции, Екатерина примкнула к мятежу Анархов, больше потому, что Камарилью возглавили ее враги, Вентру, чем потому что верила в их силы. Мятеж окончился тем, что часть Анархов, скрепя сердце, признала власть Камарильи, хоть и не присоединилась к ней, а другая создала Черную Руку, Шабаш. Екатерина, последовательная до конца, заняла подобающее ей место среди вторых. Пробиваясь к вершинам власти, Екатерина так часто выдавала себя за Древнюю, пережившую падение Карфагена, что сама иногда начинала верить в эту легенду. В конце концов, если сама история не была правдой, то ее убеждения, ее знания, почерпнутые из рассказов Мархеля, делали ее одной из последних Бруха, следующих путем Прометея.