Операция "Рагнарёк"
Шрифт:
— Откуда ты знаешь, что не рассердится?
— Надеюсь. А потом, это ведь все несерьезно. По важным поводам я ей не лгу.
Войцех помолчал, лицо его просветлело.
— Когда она мне сказала, что ждет ребенка, — начал он слегка охрипшим голосом, — у меня все слова в глотке застряли. Я сидел там, как вкопанный, и какую-то ахинею нес. Даже помню, как в тумане. Сижу, глазами хлопаю, во рту пересохло, а в голове назойливо мысль долбится: «Скажи ей, что это величайшее, неимоверное счастье. Что теперь она стала тебе еще дороже. Что только теперь ты понял, в чем смысл человеческой жизни…». Хорошо ума и совести достало не солгать. Ведь тут ей важна была правда, а не слова красивые. Враз бы догадалась, ложь разглядела. Вовек бы не простила…
— Значит, ты мне посоветуешь...
— Значит, все-таки, Бранка, — подмигнул вмиг излечившийся от меланхолии Шемет, — Тебе я врать не советую. Ты не умеешь. Не учили.
— А тебя учили?
Войцех бросил на Диззи оценивающий взгляд.
— У тебя до Бранки девушек много было?
— Десятка два. Это если не считать подружек на ночь. Хотя, вообще-то, теперь все они не считаются. Я даже лица не все помню, не то, что имена.
— Повезло тебе вовремя родиться, — засмеялся Шемет, — все само в руки плыло, знай, хватай и пользуйся. А в мое время девушки почти взаперти сидели и оттуда замуж выходили. Нет, были, конечно, крестьяночки свеженькие в поместье и хористки с танцорками. Но в них толком и не влюбишься, поговорить они могут только о новом шарфике да о том, как грехи совместные им одним замаливать приходится. Вот и получалось, что для любви только дамы замужние годились.
— А мужей не боялся? – с интересом спросил Диззи.
— Мужья свое в юности отгуляли, знали, как дело обстоит, — хохотнул Войцех, — Только полный болван мог надеяться, что голову от рогов убережет, когда в тридцать пять семнадцатилетнюю девицу за себя брал. А лет через десять, как понимаешь, даже самая благонравная дама начинала супругу помощь в любовных делах подыскивать.
— А каким боком это к нашему разговору?
— Да правым. Или левым. Порядочная дама тем и отличалась, что любовника выбирала с умом, умела себя поставить так, чтобы в свете слухи не пошли, и так просто свои бастионы не сдавала. Полагалась длительная осада. Страсти, безумства, полные тоски письма в разлуке, целая наука была, от старших товарищей к юнцам переходила.
— И дамы не догадывались, что все это ложь? – не поверил Диззи.
— Они не догадывались, — хмыкнул Войцех, — они точно знали. Это были правила игры, которые они и придумали, а от мужчин требовалось их соблюдать, иначе приз доставался другому игроку. Ну, может, конечно, юные девицы и не знали. Но тут я не знаток – не в моих это правилах девушек губить. Иногда ведь в прямом смысле – монастырь или могила. Мне вдовы нравились.
Он поглядел на Диззи, словно пытаясь вернуться из прошлого в настоящий момент, уцепившись взглядом за приятеля.
— А потом литераторы сыграли с читающей публикой дурную шутку, — заметил он, — Все, что было игрой, в романах происходит всерьез. Мы же и есть романтики, Диззи. Мы все это придумали, а последующие поколения приняли нашу елочную мишуру за блеск истинных чувств, а шоколадные денежки – за звонкую монету. Вот нежные девы и ждут своих романтических героев. А их не только нет, их и не было никогда.
Он решительно тряхнул головой.
— А у Мелисенты – будет! Если я могу сделать это для своей девочки, почему бы и нет? Вот тебе не советую. Бранка враз догадается, только хуже будет.
— Но… — Если ты… Получается, чтобы понять, настоящая ли у тебя любовь, по тому, в каких словах ты о ней рассказываешь…
— Невозможно, — подтвердил Войцех, — а у тебя она настоящая, можешь не сомневаться. Видел я, как ты на нее смотришь. И знаю, как ты ее из лап Цимисха вырвал. Страшно было?
— До чертиков, — даже теперь у Диззи от страха клацнули зубы, — но за нее было страшнее.
— Значит, любовь, — утвердительно кивнул Шемет, — ее по поступкам узнают, не по словам. На свадьбу-то позовешь?
— Мы еще не решили, собираемся ли вообще когда-нибудь…
— Решили-решили, — рассмеялся Войцех, — просто пока еще сами об этом не знаете.
* — Витэ – так сородичи называют кровь, которой питаются
Часть пятая
108. Вашингтон. Федеральный округ Колумбия. Не для прессы
Картер припарковал серый Форд в паре кварталов от унылого паба, где по вечерам собирались мелкие и мельчайшие винтики государственного механизма, полжизни промечтавшие о яркой политической карьере за перекладыванием ничего не значащих бумажек в департаментах и отделах. В « Just A Pub» Малкавиан не бывал никогда, но к заведению направился уверенной походкой завсегдатая, не оборачиваясь и не глядя по сторонам.
Полумрак, густой от сигаретного дыма и кислого пивного запаха, окутывал стойку и высокие табуреты перед ней, лип к экрану большого телевизора, где беззвучно сражались за овальный мяч неопознанные команды, заползал под брюхо деревянным столам с грязными ножками, плотными комьями забивал все углы.
Поездка заняла у него часа два – Картер крутился по городу, проверяя наличие хвоста. Не слишком обычное занятие для преуспевающего адвоката, но именно за умение вести дела, требовавшие подобной осмотрительности, он и получил в свое время вечную жизнь.
Вандервейден смахнул крошки со стола рукавом и без того не блещущей чистотой джинсовой куртки и заказал пинту светлого. От теплого пива крутило желудок, и тошнота подступала к горлу, но Картер стоически глотал бледно-желтую жидкость.
Его собеседник появился десятью минутами позже, озираясь по сторонам и нервно одергивая на себе явно непривычную флисовую толстовку. Картер поморщился. Стоило лезть из кожи вон, если вторая сторона плюет на элементарные правила безопасности?
— Добрый вечер, мистер Вандервейден, — мужчина присел за столик и жестом подозвал официанта, — пинту светлого, пожалуйста.
— Картер. Без фамилий. Вряд ли кто-то нас слушает, но все же... Вечер? Возможно.
— Что возможно, мис... Картер?
— Что вечер будет добрым. Это во многом зависит от вас, Питер.
Они разговаривали негромко, медленно прихлебывая пиво. Флешка, взрывоопасность которой Вандервейден затруднялся определить в тротиловом эквиваленте, за это время перекочевала под столом в руки Питера. Тот слегка побледнел, но спрятал «бомбу» в карман.
— Я сделаю, что смогу, Картер, — заявил он, — но результата не обещаю. Вообще.