Операция "Рагнарёк"
Шрифт:
17. Кеннилворт, Манхэттен, Нью-Йорк. Норвик
Крис заехал за ними, когда Фьялар и Делия уже ушли.
— Интересно, Макдональдс это такая же гадость? – спросил обращенный задолго до эры фастфуда Тео, поглощая ужин, он же завтрак, из пластикового мешочка для капельных вливаний.
— У нас сегодня другая охота, — ответил Крис, — так что не строй из себя гурмана.
Через час они брели по лабиринту коллекторов, в тусклом свете аварийного освещения. Круглые туннели, сложенные из красного кирпича далеко разносили эхо шагов, под ногами журчали узкие ручейки, пробегавшие по неглубоким желобам, но из-за проржавевших решеток доносился рев мощных потоков.
— Через два прохода – направо, — голос Джонни вел Тео по лабиринту, как нить Ариадны. Минотавров пока не встречалось. Носферату, полноправных хозяев подземного царства, — тоже. Пару раз им навстречу попались гигантские сторожевые крысы, и рука Тео ложилась на приклад висевшего на плече дробовика. Но вскормленные проклятой кровью монстры уступали им дорогу, отзываясь на свист невидимых наблюдателей. Дорогу им расчистили, и Тео оставалось только гадать, кому они обязаны свободным проходом, дружелюбно настроенному Джонни, или самому Калебросу, ведущему непонятную игру в интересах своего клана.
Гулко зазвенел под ногами подвесной мостик с обломившимися с одной стороны перилами, запах нечистот ударил в ноздри. Зеленовато-бурый поток пенился внизу, уносясь куда-то вниз. Тео поморщился.
— Далеко еще? – спросил Норвик, равняясь с Беллом.
— Не знаю, — пожал плечами Тео, — Джонни не настолько любезен, чтобы выдать нам полный маршрут. Возможно, нас даже слегка поводят кругами, чтобы мы не сумели сюда вернуться без его помощи.
— Ладно, — кивнул Норвик, — главное, чтобы не слишком долго. Уже почти шесть, там, наверху, скоро начнется.
Он поудобнее перехватил рукоять закинутого на плечо двуручного боевого топора. Серебристые полумесяцы лезвий покрыты черненой вязью, дубовая рукоять отполирована до смертельного блеска ладонью.
— Странный выбор для Торри, — покосился Тео, — в музее стащил?
— Из загашника вынул, — усмехнулся Норвик, — давно я его в дело не пускал. Он мне от отца достался.
— От Сира? – уточнил Тео.
— От отца, — Норвик нахмурился, — считай, я тебе этого не говорил.
— Сказал, — сурово произнес Белл, — и продолжай. Я должен знать, с кем имею дело. Тореадор с боевым топором, доставшимся от отца – такое не каждый век встречается. Декаденты редко интересуются воинами.
— Я не воин. Я скальд.
— Все интереснее, — Тео чуть придержал шаг, — ты старше, чем хочешь казаться, так? Поколение*?
— Шестое, — шепнул ему чуть не на ухо Норвик.
— И что Древний делает под каблуком у Иветт?
— Поет, — рассмеялся Норвик, — это все, что имеет значение.
— Кроме топора, — подмигнул Тео.
— Кроме.
***
Темный сырой подвал. Охапка вонючей соломы. Маленькое окошко у самого потолка, в котором теплится одинокая звезда.
— Это же надо было так тупо попасться! – Эгиль Скаллагримссон в сердцах плюет на грязный пол, и любопытная крыса со всех ног удирает обратно в нору.
Корабль, на котором он пытался добраться до короля Ательстана, спасаясь от мести Эйрика Кровавой Секиры, разбился у берегов Нортумбрии. Которой, не иначе как по воле Локи, правил вышеозначенный Эйрик. Эгиль лишился бы головы еще утром, если бы не вмешательство старого друга Аринбьерна. Тот сумел убедить Эйрика, что хвалебная песнь, сочиненная и исполненная великим скальдом, – достойная вира за гибель сына. Тем более что сын этот оказался в Норвегии, спасаясь от тяжелой руки не слишком любвеобильного отца.
Эгиль тихо перебирает струны арфы. Ну что же, он споет Эйрику хвалебную песню. Такую, что Кровавую секиру с этого дня прозовут Дерьмовой Секирой. Завтра будет хороший день для смерти, не хуже, чем вчера. А сегодня у него еще есть арфа.
За окном – щебет ласточки. Какая ласточка ночью? Щебет раздраженный, яростный. Не иначе, как Гуннхильд, королева-чародейка, старается, чтобы убийца сына так легко не отделался. Эгиль с досады тряхнул золотыми волосами. С ритма сбивает, старая карга.
Голос Аринбьерна за окном. Ласточка, в последний раз пискнув, улетает. Это хорошо. Эгиль улыбается, слова сами ложатся на музыку.
— Захвати с собой мой топор, — кричит он другу, — завтра он мне пригодится.
Аринбьерн молчит. Но Эгилю не нужны слова. Он знает.
Уже почти рассвет. Скальд заворачивается в истертый плащ, пытаясь поспать хоть пару часов. Песнь готова. Но скрип двери не дает уснуть.
— Решил умереть? – незнакомый голос со странным акцентом.
— Тебе-то что за дело?
— Мне есть дело, Эгиль Скаллагримссон, — в голосе слышна насмешка. Темная фигура приближается к скальду. Но дверь закрыта.
— Ты кто?
— Тот, кто может спасти тебя от участи, которая хуже смерти, — теперь голос серьезен.
— Убирайся прочь, порождение Локи!
— Ты надеешься погибнуть с оружием в руках? – зловещий шепот холодит душу, — тогда подумай над тем, что тому, у кого нет рук, в Вальхаллу не попасть.
— Ты…
— У тебя есть минута, чтобы принять решение, скальд, — темная тень нависает над ним, — вечная жизнь, или позорная смерть. Но не завтра.
Эгилю страшно. Впервые в жизни скальд обливается холодным потом, руки дрожат. Эгиль смотрит на них. К Локи Вальхаллу! И без топора он как-нибудь проживет. А без музыки…
— Я согласен, — говорит Эгиль, и тень склоняется к самому его горлу.
***
— И чем все кончилось? – спросил Тео.
— Я спел Эйрику эту песню, — ответил Норвик, — и он приказал отрубить мне руки и выбросить меня из Йорка. Аринбьерн молил его казнить меня. Но Кровавая Секира был непреклонен. Он даже позволил мне забрать отцовский топор, после того, как мне прижгли культи.