Операция «Светлана»
Шрифт:
Алексей встретил неотрывный взгляд Галины Зазирной и непроизвольно кивнул головой. Девушка радостно улыбнулась, движением ресниц как бы поблагодарила.
…Под зенитный обстрел они попали на линии фронта. Она играла сполохами выстрелов и разрывов. Разноцветными огнями вспыхивали ракеты. Неистово метались, шарахаясь из стороны в сторону, белые лучи прожекторов. Машина резко легла набок и поползла вверх. Вскоре выстрелы остались позади. А за иллюминатором бесновались вихри. Будто врезались в гигантский котел, где кипело варево из облаков и тумана. Швыряло то в одну сторону, то в другую. Мотор сипел, захлебывался, кашлял. Машину встряхивало, било. Салон наполнился внятным
Терлыч оглядел товарищей. Все смотрели на него. И это было понятно. В опасную минуту бойцы обращаются к командиру, если верят в него. От него ждут решения, на него надеются.
— Приготовьтесь! — майор проговорил это негромко, по все услышали, взялись за парашютные тюки.
В салон заглянул один из пилотов: «Товарищ майор! Через полчаса будем на месте. Только сесть вряд ли сможем. Так что — вариант-два…» «Мы готовы, — отозвался майор. — Заходите еще на круг»
И снова с натужным ревом самолет начал делать очередной разворот. «Внимание!.. Поше-е-ел!»
6. ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ПОЛКОВНИКА В ОТСТАВКЕ А. М. ВЕСЕНЬЕВА
…Меня сразу завертело, закружило, словно в водоворот попал. Ветер засвистел, звоном отдало в ушах. Встряхнуло, и я поплыл вниз. Рокот самолета враз пропал. Ничего не видно и не слышно. От толчка о землю боком упал на что-то мягкое, сыпучее и меня поволокло. Вдруг чую — вода, в реку затащило. Кое-как отцепился от парашюта, встал на ноги. Вода по грудь. Стою, в темень вглядываюсь. Автомат на боевом взводе держу. Тихо кругом, как на погосте. В глухомань такую меня занесло, где и лешие не водятся. Неторопко, чтоб не булькало, не плескало, побрел к берегу. Зашел за ближнее дерево, стал лес слушать. Тихо. Гукнул три раза филином, потом еще раз. Такой сигнал был договорен на случай, если разбросает нас в разные стороны. Никакого ответа.
Ситуация аховая: ночь, туман. Не знаю, где я, куда идти. А идти надо, товарищи ждут. Вспоминаю топографию местности, как учили там, на базе, и иду на восток.
Короче, два дня блуждал я по чащобам и топям в поисках товарищей, и только утро третьего принесло удачу Оно было ясным и теплым. Продравшись сквозь заросли орешника и крапивы, выбрался в какую-то болотистую лощину. Из кустов вылетел черный дрозд. Всполошенно закричала ворона. И тут мне послышались голоса людей. Говорили по-русски. Я осторожно развел черемуховые ветки.
У водяного оконца сидели и подкреплялись тушенкой Федька Гарагуля, Василь Крахмаль и Павло Ровный, из моего отделения. Все трое вскочили и направили автоматы в мою сторону. «Хлопцы! Я это! Весеньев!»
Они закричали, бросились навстречу…
Вначале им повезло больше, чем мне, — спустились почти у поляны, где горели костры, разложенные партизанами. Там уже собралось около двадцати десантников. Среди них был и майор, все наши женщины. Нескольких человек послали искать тюки с грузом. Хоть и туман стоял, но хлопцы-партизаны в лесу как дома, знали входы-выходы и к рассвету нашли почти все тюки.
А на рассвете гитлеровцы нагрянули. Трое моих орлов оторвались от остальных, нарочно ушли в сторону, повели за собой фрицев. А потом как растворились в болотах. Немцы наверняка решили, что их трясина сожрала. Успокоились.
На закате мы с хлопцами вышли к избушке лесника Пилипа Харчени. Бородатый, однорукий дед был связным партизанского отряда батьки Апанаса. От него узнали, что десантникам и партизанам удалось оторваться от гитлеровцев, уйти на правый берег Лесны. Сейчас все собрались на партизанской базе за полоской болот, недалеко от новой границы. Среди десантников трое раненых. Да вот нас, четверых, недосчитали.
Сегодня в ночь дед Пилип отведет нас на базу.
7. НАМ ПОМОГУТ НАШИ ЗАПАДНЫЕ ДРУЗЬЯ
«Вы позволите, пан майор?» — Казимир протянул руку к ларцу с сигарами. — «Пшепрашем, пан хорунжий», — тумбообразный хозяин колыхнулся в кресле, изображая намерение поухаживать за гостем. Но тот, хотя и понимал, что движение майора носит чисто символический характер, предупредительно остановил его и сам открыл ларец: «О, пан граф! Сигары! Откуда?»
Граф довольно усмехнулся: «Не черный рынок, Казик, не черный рынок! Ты же знаешь, что графы Скавронские никогда не имели дел со спекулянтами». — «Значит, надо понимать, у вас сохранились связи с Лондоном?»
В сентябре тридцать девятого граф Юзеф Скавронский в чине майора командовал кавалерийской частью. В ней же служил хорунжий Казимир Братковский, сын управляющего графским поместьем. Под Радомом часть попала под танковый удар. Хорунжий Братковский был контужен и очнулся в плену. Бежал. Разыскал своего командира, который после капитуляции вернулся в имение под Беловежем. Граф ввел молодого офицера в местную группу патриотов. Через год во время тайной встречи со связным из Лондона Казимир попал в лапы гестапо.
Больше майор ничего не слышал о судьбе своего подчиненного и земляка. А сегодня, близко к полночи, он явился в поместье. Отец и мать Казимира скончались пять месяцев назад, почти в один день. И принимал ночного гостя сам хозяин. «Рассказывай! Что же произошло после того, как тебя схватили со связным из Лондона?»
Их сразу разделили. И Казимир его ни разу больше не встречал. Били, покалечили, он показал скрюченные пальцы левой руки.
Что их интересовало? Их интересовал Черный Мацей. Им было известно это имя. Они только не знали, что это граф. Как и тот тип, из Лондона. Любопытно, что в гестапо ничего не спрашивали о нем. Они выпытывали дорогу только к графу. «Но ты, сынок, не выдал своего старого командира?» — воскликнул Скавронский, колыхнул чудовищным животом. — «Пана графа беспокоило гестапо?» — «Как всех, не больше». — «Думаю, это ответ?» — «Да, Казимир! То ответ! Ответ на твое мужество. Рассказывай дальше».
Братковского бросили в лагерь под Кутно. В августе сорок первого повезли под Смоленск. Деревня Козьи Горы. Кругом колючая проволока. Катынский лес. Да, он из тех, кого гитлеровские собаки расстреляли в октябре сорок первого в Катынском лесу.
«Но Катынь — это есть энкавэдэ, зверства сталинских чекистов! — всполошился граф. — В телах расстрелянных обнаружены русские пули». — «Мне ведома та фальшивка Геббельса. Комиссию Международного Красного Креста в лучшем случае обвели вокруг пальца гестаповцы. А в худшем — она сознательно пошла на фальсификацию. Эсэсовцы нас расстреливали не только из «шмайссеров». Нашу группу, например, убивали из русских автоматов. В моей группе есть Стефан Янковяк, поляк. Работал на почтамте в Смоленске. Он рассказывал: когда немцы захватили Смоленск, они устроили настоящую охоту на польских военнопленных. Точнее — на интернированных. Но не в том дело. До октября сорок первого из лагерей в Катынском лесу обильно шли письма в Польшу. Сыновья писали родителям, мужья — женам, отцы — детям. В октябре поступило указание почту из лагерей уничтожить. Был пущен слух, что всех поляков из лагерей в Катынском лесу отправили в Польшу. Но куда их на самом деле «отправили», мне прекрасно известно. Пан майор помнит полковника Сцешинского? Подпоручика Банаса? Хорунжего Юргалу? Они расстреляны в Катынском лесу».