Операция «Святой»
Шрифт:
— Я слышал, в Вене очень неспокойно, — кивнул Кеннеди, — да и в самой Германии…
— Гестапо вооружено другими средствами, которые не Крупп производит, это пустяки… Гитлер будет истощен бойней в Чехии и в России, вот что главное. А наш план «Л» только будет набирать мощности… Вот и весь факирский трюк, — герцог заулыбался.
Неожиданно к Кеннеди подскочила хозяйка дома — Дорн даже не понял, откуда она взялась, так стремительно она появилась.
— Боже мой! — громко воскликнула она. — И они тут убивают время,
Тут Кеннеди кто-то окликнул, и Дорн оказался один на один с Дворником.
Дорн встал и сделал вид, что рассматривает коллекцию старой оловянной посуды, красиво расставленной в очаге давно не топленного камина. Дворник остался за его спиной. Но в зеркало Дорн видел и профессора, и двери. Через минуты две леди Астор вернулась в окружении самой разношерстной публики. Тут были Вене, и О’Брайн, и леди Фавершем, и даже Галифакс, который прихрамывал, опираясь на руку дочери. Компания, видно, вернулась с поля для гольфа — вид был у всех разгоряченный и говорили все разом. Леди Астор панибратски хлопнула по плечу О’Брайна.
— Почему вас не было вчера на моем завтраке? Это из-за вас Роттермир не смог поместить отчет. А в палате шушукались, что политика перестала освещаться в газете «Дейли Мейл»… На первый раз прощаю. О, это вы, Вене? Покажите-ка мне того шведа, который хорошо знает нацистов. — И Дорн увидел перед собой маленькое, с тонкими изящными чертами моложавое личико, с такими умными, такими хитрыми глазами и с таким их опасным выражением, что понял, отчего на этом фоне лицо стоящего рядом Венса растворилось…
— Это вы? Так передайте от меня Гессу, что нечего церемониться, но мы же не возражаем… К чему тянуть время? Все равно тем кончится! — И она, пробуравив Дорна черными зрачками глубоко посаженных очень живых глаз, упорхнула, не дожидаясь ответа Дорна.
«У нас такими бывают, — подумал Дорн о леди Астор, — очень удачливые рыночные торговки…»
— Ну и Нэнси! — вздохнул Вене. — Пойду к ней за дальнейшими указаниями.
Дорн подошел к О’Брайну.
— Давайте сядем где потише, довольно утомительная атмосфера.
— Здесь всегда так. А я только что разговаривал с вашим Дворником, небрежно ответил О’Брайн. — Знаете, что я ему сказал? Надеюсь, он меня не выдаст этой камарилье, иначе меня попросят из редакции… Я сказал, что лучшего места для мирных гарантий Чехословакии, чем Кливден, ему не сыскать — именно здесь решили использовать в отношении Бенеша большую дубинку. Сказал и отошел. Пусть себе думает. Моя профессия подразумевает лишь сбор информации и донесение ее до масс. А обработкой информации занимаются только красные репортеры, покрывая ее необходимым соусом…
— Слушайте, Майкл, познакомьте меня с Дворником!
О’Брайн резко обернулся к Дорну и заглянул ему в глаза, словно пытаясь разглядеть самые его потайные мысли.
— Прямо вот так, на глазах у всей шайки? Признаться, я полагал, вы давно уже знакомы… Ну что ж…
Они подошли к профессору, который сидел все в том же кресле, в том же одиночестве, размышляя. Ему не понравилось, что журналист опять хочет навязать ему свое общество. Но выбора не было. И он выжидательно посмотрел на О’Брайна.
— Я хочу представить вам, профессор, моего доброго знакомого Роберта Дорна. Он из Швеции. У него есть небольшая фабрика, и он хороший человек. Идеалист.
— Вы интересуетесь идеалистическими учениями? — осведомился Дворник. — Любопытно… Обычно к этим материям приходят люди пожилого возраста. Молодость не ищет истины на небесах, хочет поймать ее на грешной земле.
— Абсолютно согласен с вами, профессор, — отозвался Дорн.
— Дорн идет дальше, — усмехнулся О’Брайн с намеком. — Дорн хочет установить истину. Мне кажется, ваш разговор на эту тему был бы занимателен.
— Возможно, но я сейчас не слишком готов к столь глубокому диспуту, — уклончиво ответил Дворник и поднялся.
Молодые люди дали ему дорогу.
— Вы его спугнули, — с упреком сказал Дорн О’Брайну.
— А вы слишком невыразительно вели себя. Надо было брать его и мять… Ошеломлять информацией. Глушить откровенностью. Мне вас учить?
— И без того вы оглушили его, — махнул рукой Дорн.
В этот момент Вене подвел к Дорну немолодого, скромно одетого человека. О’Брайн метнул предупреждающий взгляд и резко отошел в сторону.
— Как велик ваш капитал в Швеции? — вкрадчиво спросил Дорна скромный господин с интонациями просителя. Это был Хорас Вильсон, советник премьера по внешнеполитическим вопросам, личный друг Чемберлена, «серый кардинал» его кабинета. — Можете не называть точной суммы, меня интересует, насколько вы боитесь потерять свой капитал…
— Мое состояние попало ко мне по наследству. Больно терять то, что нажил сам, — Дорн знал, Вильсон добился многого личной инициативой, личным трудом и рядом личных качеств, весьма ценимых и на Даунинг-стрит, и в Вестминстере, и на Уайтхолле, — но мне было бы неприятно расстаться и с тем небольшим…
— Как мы любим темнить друг перед другом! — тяжело вздохнул Вильсон. — Словно в покер играем. Отсюда все шероховатости. Вене, погода прекрасная, просто редкий выдался день, моя жена к тому же скучает в гамаке. Займите ее до обеда. Буду крайне обязан. — Вильсон обратил к Дорну свое скучное, заурядное лицо обывателя. — Как бы это сказать… Мир на грани. Понимаете? Любая война, завершится ли она победой или поражением, уничтожит богатые праздные классы и поэтому надо стоять за мир любой ценой. Я убедился, вы отличный посредник. Так как вы связаны с Гессом? Вы его родственник?