Операция «Святой»
Шрифт:
— Я привержен Версальской системе. И я хотел бы напомнить прежде всего, что в административном делении Чехословакии, определенном все тем же международным соглашением, не существует такой административно-территориальной единицы, как Судетская или, если угодно, судето-немецкая область. Есть просто пограничные с Германией районы, населенные преимущественно немцами. Преимущественно — подчеркиваю. Однако там же проживает значительное число чехов. Территория так называемой Судетской области — исконно чешская территория и никогда не входила в состав Германии. Почему наше государство должно терять ее? К тому же это высокоразвитый в промышленном отношении район, там находятся крупнейшие предприятия химической, легкой промышленности, там крупная сырьевая база, я уже не говорю об известных
— Да, — крякнул Черчилль. — И как военный я могу добавить: вы должны дорожить этими укрепленными районами. Как я понимаю, именно там проходит основная линия ваших западных долговременных укреплений… — И проследил за реакцией гостя. — Но при чем тут Генлейн? Вы справедливо опасаетесь германской агрессии. Действительно, эта агрессия может спровоцировать всеобщую войну. И тут я ваш. — В сторону Дворника последовал театральный жест. — Но Генлейн? Чем грозит Генлейн? Наши шотландцы из века в век говорят о своей национальной самостоятельности. Очевидно, им это необходимо для кровообращения. Однако реальной опасности… Ну, а их право мыслить образцами рейха, издавать газеты геббельсовского толка… Это же все слова, слова, слова… Свобода слова — великое завоевание демократии. Почему же Бенеш не хочет дать судетским немцам их конституционное право?
— Генлейн требует не только свободы нацистской пропаганды, — возразил Дворник. — Он требует автономии Судет вплоть до отделения.
Черчилль помолчал, собираясь с мыслями, и опять начал издалека:
— Видите ли, сэр… Я понимаю вашу озабоченность судьбой родины. Понимаю вас как выразителя интересов чехословацкого населения этой части Европы. Признаюсь, я выслушивал и иную точку зрения. И так же был вынужден признать ее правоту, выражающую озабоченность судьбами немецкого населения… вашей страны. Не скрою, я несколько раз говорил с Генлейном. В принципе, его требования, на мой взгляд, не слишком должны шокировать президента Бенеша, ибо основной своей целью Генлейн считает борьбу с красной опасностью… Я даже полагаю, тут должны смыкаться интересы правительства и той партии, которую представляет Генлейн. Остальные же его требования тоже, на мой взгляд, достаточно разумны и умерены. Он является самым горячим сторонником умиротворения всех острых проблем, которые сегодня стоят перед странами Восточной Европы. Я считаю, что все проблемы Восточной Европы могут быть решены, если государства этого региона постараются наиболее трезво подойти к их совместному решению. Я, разумеется, не навязываю свою точку зрения. Но, кстати, Генлейн мог бы участвовать в этих переговорах. Я нашел его более приятным и разумным, нежели мог надеяться до встречи с ним.
«Болдуин оказал мне неплохую услугу, — думал Черчилль, — помешав втянуться в дурацкую путаную политику нынешнего кабинета. Я даже не могу объяснить ее, исходя из простых человеческих понятий и категорий. И уж тем более не могу объяснить эмиссару дружественного правительства, что персона нон-грата в Праге, Генлейн, дал понять мне и Ванситарту: судетские немцы главной своей целью считают вовсе не автономию нацменьшинств, а полное присоединение Чехословакии к рейху — как единственное радикальное решение судето-немецко-чешского конфликта… А мы при этом, я и Ванситарт, почти соглашались! Я не могу ему сказать, что, вероятно, Англия даже окажет помощь Германии, если на пути захватов Гитлер встретит вооруженное сопротивление Советов. Этот вариант вообще устроит их всех. Сейчас политическая конъюнктура неизмеримо хуже прошлогодней. Не говорить же об этом Дворнику! Чемберлен последние месяцы прямо-таки удила закусил поскорее «умиротворить» Гитлера. Такие люди, как этот профессор, и не представляют, в какой рудиментарный орган превращается у профессионального политика совесть!»
Черчиллю даже стало жаль неискушенного ученого-богослова. Он собирается бороться с Гитлером, но ему Гитлера не победить. «Я сам только недавно понял, какую опасность представляет Гитлер именно для Британии, — думал Черчилль. — Прежде мне даже импонировали в Гитлере и головокружительный политический успех маленького, неродовитого, небогатого человека, и его программа злейшего врага
— Послушайте, профессор, — наконец сказал Черчилль, — а не кажется ли вам, что мы присутствуем при рождении очередного «драг нах остен», известного Европе со времен крестоносцев? Может быть, попытки договориться всем вместе — вашему правительству, Шушнигу, Беку, Титулеску, Генлейну, Зейсс-Инкварту, Гитлеру — приведут к тому, что станет видна цель, и малые страны Восточной Европы, пропустив через свои территории на Восток вермахт, смогут и дальше жить спокойно и самостоятельно?
— Все, кто шел на Восток, потом считали дорогу своей усадьбой, — ответил Дворник хмуро. — Если вам угодны исторические параллели.
— Значит, опять вы не согласны со мной, — удовлетворенно заметил Черчилль, ему было приятно, что собеседник не так прост, чтобы ловиться на пустые приманки. — Тогда послушайте тот единственный совет, который я могу дать. Не поискать ли вам взаимоприемлемых контактов в некоем обществе, которое называется обществом Англо-германской дружбы? Видите ли… Там ваши проблемы видны со всех сторон. Например, вы могли бы переговорить с адмиралом, он, правда, уже в отставке, но тем не менее влиятельный человек… Адмирал Домвайл…
— Это бывший начальник вашей военно-морской разведки?
Черчилль изумленно вскинул брови, не ожидал подобной осведомленности от ученого-богослова!
— Да… — ответил, — это он… И уже в силу этого обстоятельства мог бы если не помочь, то верно сориентировать… Асторы, лорд Лондондерри… Может быть, они? Я берусь познакомить вас кое с кем из этого кружка. — Черчилль хмыкнул недоброжелательно. — По сути дела, программа этого общества и есть программа действий Чемберлена… Это пока все, что я готов сказать вам.
Дворник устало посмотрел в лицо хозяина дома, который пишет картины, исторические трактаты, разводит свиней, строит бассейны и плюс ко всему профессионально занимается политикой, да столь активно, что, даже будучи в отставке, вынуждает считаться со своим мнением, а тихое именьице с бассейнами, карпами, спаржей и поросятами «заставляет» считать малым Форин-офисом.
Интересно, какой из его двух советов шел от чистого сердца? Совет искать гарантов в львиной пасти апостолов англо-германского альянса или же пожелание малым странам сплотиться вокруг Гитлера?
5
На следующий день после отъезда Дворника из Лондона, 2 февраля, Дорн вылетел в Берлин.
Генералу Гизевиусу понравилось, как Дорн повел дело с Дворником. Какая удача — выйти на доверенное лицо Бенеша!
«Когда из эмиссара президента Бенеша профессор Дворник превратится в нашу марионетку, — рассчитывал Гизевиус, — он подтолкнет чешское правительство принять все наши условия. Возможно, даже не желая этого».
Когда Гизевиус развил перед Гессом перспективы едва начавшейся операции «Святой», Гесс подумал, что, кроме него и Гизевиуса, никто не видит, как важно, что Чехия отойдет к рейху безболезненно, бескровно, и Гитлер, самое главное, получит ее из английских рук. Мысли о войне на два фронта, блуждающие, Гесс знал, в умах наиболее осторожных генералов, исчезнут, и уже никто не сможет убедить фюрера, что английская политика враждебна национал-социализму. Вместе с Англией победить Россию — и выполнить программу до конца. А потом… Потом будет легко убрать жадных и недальновидных пешек — Геринга, хромого Иозефа Браухича… Их необходимо убрать — со своими замашками они способны погубить фюрера, а вместе с ним — Германию. Гесс знал — Гизевиус думает так же.