Операция «У Лукоморья…»

Шелонин Олег Александрович

– Карты! – отчаянно заорал Бывалый.

– Где? – заволновались Трус и Балбес.

Бывалый, не тратя времени на объяснения, рванул обратно к берегу. Трус и Балбес ринулись вслед. Им повезло. На то место, откуда они сделали спринтерский рывок, с громким чавканьем вляпался дуб. Кощею повезло не меньше. Хотя тело его плавало в болотной жиже, голова торчала снаружи.

– Вот они, родимые,– донеслись до него умильные голоса чертей. Кощею это надоело.

– Эй, вы! – напустив на себя грозный вид, заорал Его Бессмертие.– Быстро ко мне!

– Череп! – радостно заорал Бывалый.

–

Пахан! – возликовал Балбес.

– Бей его! – заверещал Трус, храбро ныряя в кусты.

– Ай да папа! Стрелка-то сработала! – восторженно вопил Бывалый.

При виде несущихся на него галопом чертей Кощей попытался произнести заклинание, одновременно втянув голову в плечи, хлебнул болотной жижи, закашлялся, но все же довел дело до конца и вместе с дубом рухнул посреди тронного зала, отчаянно чихая, кашляя и костеря недобросовестных наемников на чем свет стоит.

– Горыныч!

– Здеся мы,– послышались голоса из правого и левого окна. Кощей вытянул шею. Две головы с симметрично расположенными фингалами радостно смотрели на хозяина. Среднее окно было пусто.

– Помоги освободиться.

– Запросто, хозяин! – гаркнули головы и дружно ринулись вперед. Под мощными челюстями хрястнули толстые дубовые ветки, и Кощей с облегчением сорвал с себя ненавистный фрак.

– Где Центральная?

– Мы Центральные.– Головы переглянулись.– Ах да! – Они дружно вынырнули из своих окон и с трудом втиснулись в среднее.

– Мы Центральные,– пропыхтели они.

– Ну… а… эта-то… которая раньше… – ошарашенно спросил Кощей, пытаясь протиснуться сквозь них и выглянуть вниз.

– Смещена влево,– категорически заявила голова с фингалом под левым глазом.

– В пользу демократических сил с правым уклоном,– подтвердила голова с фингалом под правым глазом.

Кощей наконец умудрился протиснуться к подоконнику. Центральная действительно была смещена. Ее шея, сделав петлю под левой ногой, надежно удерживалась правой. Выпученные глаза с характерными кровоподтеками с двух сторон мрачно смотрели на Кощея снизу вверх.

– Ладно,– махнул рукой Кощей.– Отдыхайте до вечера.– А потом в бой! На Ивана!

Кощей уже понял, что миссия чертей в посаде Василисы окончилась полным крахом.

Пробуждение было тяжким. Сквозь плотный ватный туман пьяного угара до Ильи доносились чьи-то голоса. «Надо же так нажраться. Ну и погудели мы вчера… А с кем это я, собственно? – В голове капитана завертелись смутные воспоминания.– Банда Бекаса… заимка… братание с Иваном… потом вроде меня тепленького куда-то занесло. Два мужика каких-то… дорога… потом стол… опять с кем-то выпивали… Куда ты катишься, капитан? – Илья тяжко вздохнул и попытался перевернуться на правый бок. Стало еще неудобнее. Что-то жесткое вмялось в ребра. Илья недовольно зарычал и отбросил это что-то в сторону, не видя, как чья-то серая лапа остановила движение автомата.– С кем же я все-таки пил? Не могу вспомнить, черт!»

И тут перед мысленным взором капитана появились забавные рожицы Труса, Балбеса и Бывалого, умильно косящиеся на кувшин с медовухой. Илья как ошпаренный подскочил и привалился спиной к стене. Он вспомнил все… вплоть до белочек и Чебурашки. «Допился… Горячий-горячий… белый-белый… Отдельный номер в веселенькой палатке мне обеспечен».– И тут же самокритично поправился.– Насчет отдельной я, пожалуй, погорячился. Скорее всего, буду делить ее с Наполеоном и прокурором. Интересно, где я, на заимке или уже там… в палате? – Открывать глаза было страшно. Илья осторожно пощупал рукой стенку.– Бревно. Заимка,– облегченно вздохнул Илья,– живем. Пока мы не в палате, шансы еще есть».

– Старшой! Как там вертушка, еще не прибыла?– гаркнул капитан, не открывая глаз, во всю силу легких и тут же пожалел об этом. Что-то всполошенно заметалось по «заимке». Кудахтанье, гомон, чириканье, настороженное рычание. Все это перекрыл чей-то сердитый голос с характерным подквохтыванием.

– Очухался, ворог! Мало того что посадскую дружину без медовухи оставил, так еще и командовать норовишь?

Илья подпрыгнул как ошпаренный, но ватные ноги не удержали бравого капитана, и он сполз обратно на пол по бревенчатой стене с выпученными от удивления глазами. На спинке кресла си-дел петух, вперив огненный взор в Илью. По горнице метались куры, воробьи, индюки. В углу сидела пепельно-серая рысь, трясясь всем телом от страха. Рука непроизвольно потянулась к автомату и тут же отдернулась, наткнувшись на чью-то жесткую шерсть. Скосив глаза, капитан увидел матерого волка, с любопытством обнюхивающего автомат.

– Ты его еще лизни,– сердито посоветовал Илья. «Господи, спаси и сохрани! По второму кругу пошел…»

Волк тем не менее задумчиво посмотрел на Илью и послушно лизнул дуло.

– Булат… добрый булат. Сам ковал?

Илья отвалился от стены и пополз к выходу, нервно хихикая на ходу.

– Санитары, ау! Клиент созрел.– Надежды на благополучный исход таяли на глазах. Сил хватило доползти только до крыльца. Привалившись к косяку двери, капитан вновь прикрыл глаза, плюнув на привычные меры предосторожности. Пусть его галлюцинации делают что хотят. Теперь уже все равно.

Рысь осторожно выползла из своего угла и озабоченно обнюхала ведра.

– А с этим-то что делать будем? – Она с омерзением фыркнула, тряся головой.

Никита Авдеевич спрыгнул со своего насеста, строевым шагом подошел к ведрам, клювом скинул крышку с ближайшего, глянул внутрь одним глазом, затем, повернув голову, глянул другим и вынес свой вердикт:

– В выгребную яму зелье басурманское.

Это почему-то задело Илью за живое.

– Сначала попробуй, а потом оговаривай, глюк несчастный! Зелье что надо получилось. Вашей медовухи до него еще о-го-го!

– И попробую! – воинственно кукарекнул Никита Авдеевич.

– Вот тогда и побазарим, чье зелье лучше,– устало пробормотал Илья.

– Батюшка, и думать забудь! – замахала лапами рысь.

Петух сердито тряхнул гребешком и решительно заявил:

– Витязя Василисы вонючим пойлом не испугаешь.– Опустив клюв в ведро, Никита Авдеевич засосал приличную дозу, с натугой выдохнул, глянул мутнеющим взглядом на Илью и, оседая, посулил: – А за глюк ответишь.

– Батюшка, Никита Авдеевич! Что с тобой, родимый?