Операция «Выход»
Шрифт:
– Почему? – вновь спрашивает Дэвид.
– Больше некому. Вот почему, – в замешательстве отвечает Оуэн.
– Почему вы просто не закроетесь, раз не хватает персонала? Или не закроете несколько секций?
– Мы не можем. Сам знаешь, что не можем.
– Почему не можете?
– Мы потеряем деньги.
– А кто получит все эти деньги, если мы их непотеряем, а, Оуэн? Не я. Не Джули. Не вы. Почему бы вам не заплатить Джули вдвое больше, раз она обслуживает две секции?
– Ты несешь околесицу, – говорит Оуэн. – Сам знаешь, мы не можем заплатить ей вдвое больше.
– Но обычно на секции работают две официантки. Так почему нет?
– Сам знаешь, почему нет. Какая муха тебя укусила? – Оуэн переводит взгляд с Дэвида на Джули и неловко улыбается. – Студенты, а? – говорит он. – Вечно сомневаетесь в том, что очевидно.
Когда Оуэн заканчивает эту сентенцию, Дэвид ударяет кулаком в стену.
– Да пошли вы на хуй, – говорит он. – На хуй вашу эксплуатацию. Я пытаюсь получить чертов диплом и выкраиваю время на эту сраную бессмысленную работу, чтобы хоть как-то платить за квартиру и электричество, но вы всерьез хотите, чтоб это говносожрало всю мою чертову жизнь. – Дэвид принимается опустошать свой шкафчик, швыряя рассыпавшуюся мелочь, сигаретные пачки и старые газеты в спортивную сумку. Рука, которую он ободрал о стену, кровоточит. – И ее жизнь. – Он указывает на Джули. – И даже вашу жизнь, Оуэн. И бедных долбаных клиентов. Они платят слишком много за то, что мы для них делаем, а нам за это платят слишком мало. Кто получает чертовы деньги, которые мы все производим? Почему политика компании запрещает клиентам уносить с собой остатки пищи, чтобы покормить дома животных? Почему персонал должен платить за свое питание? Почему мы не можем делать пополамные [32] пиццы? Почему, блядь, мы не можем быть хоть чуточку человечнее?
32
Пиццы, у которых разные половины, – с разной начинкой, чтобы двое могли съесть то, что хотят, и не покупать две пиццы вместо одной.
– Ты уволен, – говорит Оуэн. – И это охренеть как прекрасно, потому что теперь у меня нет шеф-повара, и есть только две официантки…
Джули надевает пальто.
– Джули? – говорит Оуэн.
Джули смотрит на него.
– Не две, одна, – говорит она.
Когда они выходят, Дэвид заглядывает Оуэну в глаза.
– Между прочим, у меня рак, – говорит он. – И это не может не навести вас на чертовски серьезные размышления. На вашем месте я бы зажил по-человечески, пока не поздно.
Из-за многочисленных огней на автостоянке дождь кажется оранжевым. В это время половина магазинов закрыта, но их огни еще горят, и маленькие желтые фонари на стоянке освещают геометрически совершенные, компактные парковочные ниши. Если прищуриться и посмотреть на торговый городок под определенным углом, он выглядит как инопланетный звездолет.
– Ну все, нам хана, – говорит Дэвид.
– Ты ему все правильно сказал, – говорит Джули – и мы правильно поступили.
За «Краем» и «Хоумбейсом» автомагистраль А-12 пульсирует, как электроток, пропущенный через печатную плату кольцевых развязок, придорожных стоянок и объездных путей. Желтые огни, белые огни, синие огни, аварийная сигнализация, противотуманные фары, шлагбаумы, шум. Шум нынче вечером влажный. Назойливый, неумолчный влажный шум, испещренный огнями.
– Впрочем, я все равно, похоже, скоро сдохну, – говорит Дэвид. – Чем собираешься заняться?
– Ничего ты не сдохнешь. В любом случае такой дерьмовой работы кругом завались.
– Куда пойдем?
– А?
– Ну, мы же куда-то идем?
– Я забыла, что в «Макдоналдсе» теперь нельзя курить, – говорит Джули.
– Я оставил в «Крае» все свои пепельницы, – с сожалением говорит Дэвид.
Они сидят на втором этаже в «Бургер Кинге», курят и поглядывают на дождь. Джули предлагала «Макдоналдс»: ей показалось, он вполне подходит, учитывая обстоятельства. Но она забыла, что Дэвид одно время там работал и что там не курят. В общем, они пошли в «Бургер Кинг». За окном темно, но это хорошо – вокруг и так слишком много света. Огни в торговом городке достаточно неприятны, но Джули к ним привыкла. От освещения в «Бургер Кинге» у нее возникает чувство, будто она лежит на огромной кушетке в солярии.
Кроме Дэвида и Джули, присутствуют несколько подростков в углу напротив, ожесточенно рвущих пластиковые чашки, соломинки и коробки. Сильно накрашенная девушка ест чизбургер. Остальные кидаются в нее кусочками пластика и салата-латука.
– Интересно, что у них там в «Крае», – говорит Джули.
Дэвид пожимает плечами:
– Не знаю.
– Судя по всему, придется им закрыться.
– Надеюсь.
Джули улыбается.
– Я тоже.
Дэвид отхлебывает кофе.
– У-йё. Офигеть горячо.
– Может, тебе стоит подать на них в суд, – предлагает Джули.
Несколько ребят за соседним столиком встают и направляются к выходу. Один из них, тощий костлявый парень со свалявшимися оранжевыми волосами и здоровенной цепью на поясе, кивает Дэвиду, проходя мимо.
– Все пучком, кореш? – бормочет он.
– Йоу, братан, – говорит Дэвид, слегка закосив под хип-хоппера. – Извини, – говорит он Джули, когда парень уходит.
– Кто это? – спрашивает Джули.
– Да просто один пацан. Его старшему брату Энтони пришлось недавно уехать из города.
– Уехать из города?
– Да, потому что иначе бы его убили.
– Убили? Почему?
– Он продавал бодяжный продукт – прикинь? – Дэвид смеется. – Паленую шмаль. Знаешь, что это оказалось такое?
Джули пожимает плечами.
– Что?
– Удобрение для бонсаи, [33] – Дэвид смеется.
33
Искусство выращивания карликовых деревьев и сами такие деревья.
Джули тоже смеется.
– Господи.
– Страшное палево. Это ж каким кретином надо быть? Удобрение, такие крохотные гранулы… Я их раньше никогда не видел, но они и вправду выглядели как настоящая шмаль… Просто вкус как у земли, и все. Знаешь Иисуса – парня, который банчит в «Восходящем солнце»?
– Кого?
– Иисуса.
– Серьезно? Парня зовут Иисус?
– Да, ты его наверняка видела. Он выглядит как… ну, как Иисус, отсюда и погоняло.
– О, тот тип. – Джули смутно припоминает парня в грязной одежде, с длинными мышиными волосами и бородой, он часто выпивает в «Восходящем солнце». Она и не знала, что он наркодилер. – Да. Ну и что он?