Опиум для народа. Религия как глобальный бизнес-проект
Шрифт:
Частым омыванием банным тело свое бесстыдно обнажал пред многими, и зрел, и осязал срамные уды свои, и истечение делал. И чужие уды срамные тако ж зрил наги, и осязал… и также и свои уды давал осязати многим, многажды ножом обривал уды своя, и свещою палил, и прочий вред телу деял, и помазывал дегтем и иным зелием нужды ради, и во всем том согрешил».
Так что не думайте, будто эпиляция гениталий — изобретение сексуальной революции XX века…
Кстати, нравы в женских монастырях ничуть не отличались от нравов в мужских. Стандартный вопрос к монашке на исповеди: «Или рукою своей, или иным чем в свое естество блудила от ярости похотной; или на подруг
Истории, знакомые нам по XVI веку (с немногочисленными честными игуменами, которые безуспешно пытались навести порядок в монастырской клоаке), один в один повторялись и в веке семнадцатом… Таких начальников третировали. В уже упомянутом выше притоне разврата — Троице-Сергиевом монастыре — озлобленные монахи подвели своего игумена под статью. За что? За то, что боролся с пьянством и блудом. В результате игумен сел по доносу «за политику» (по обвинению в ереси).
Порой, не в силах справиться с деградировавшими подчиненными, игумены сами просят помощи в верхах. Так, например, очередной несчастный игумен Соловецкого монастыря в 1647 году доносит по инстанции: «Напиваются допьяна, и от того пьянства бывает многая вражда и мятежа…»
Преподобный Максим Грек обличает коллег: «Священники мои, наставники нового Израиля! Вместо того, чтобы быть образцами честного жития, вы стали наставниками всякого бесчиния, соблазном для верных и неверных, объедаетесь, упиваетесь, друг другу досаждаете; во дни божественных праздников вместо того, чтобы вести себя трезво и благочинно, показывать другим пример, вы предаетесь пьянству и бесчинству».
Иностранные граждане полностью подтверждают эту картину. Секретарь датского посольства Роде в 1659 году ужасается: «Сильный пожар… возник вследствие того, что угостившиеся монахи не смотрели за восковыми свечами… По монастырям монахам воспрещено ставить в нетрезвом виде свечи перед образами».
Австрийский дипломат Йоганн Корб: «…Более на гуляк, чем на монахов похожи, пьяные шалят по улицам и, лишившись всякого стыда, нередко предаются там же (на улицах. — А. Н.) сладострастию». И он же: «Без креста попы и шага нигде не сделают, хотя иногда попадается он им и под ноги.
Жаль, что драгоценнейший знак нашего Спасителя находится в руках недостойнейших людишек, которые, ослабев и шатаясь от излишнего употребления водки, часто таскают крест по нечистоте и грязи».
Шведский подданный П. Петрей: «Русские монахи ведут гнусную жизнь в сластолюбии, пьянстве, разврате и подобных тому пороках, потому приношения, которые, по мнению простых людей, идут на устроение церквей, монастырей и часовен, служат только для невоздержанности и обжорства духовных лиц».
Немецкий посол Олеарий: «…Легко встретить пьяного попа или монаха. Монахи, выходя из монастырей и находясь в гостях у добрых друзей, считают себя вправе не только не отказываться от хорошей выпивки, но даже и сами требуют таковой и жадно пьют, наслаждаясь этим до того, что их только по одежде можно отличить от пьяниц-мирян. Когда мы, в составе второго посольства, проезжали через Великий Новгород, я однажды видел, как священник в одном кафтане или нижнем платье (верхнее, вероятно, им было заложено в кабаке) шатался по улицам. Когда он подошел к моему помещению, он, по русскому обычаю, думал благословить стрельцов, стоящих на страже. Когда он протянул руку и захотел несколько наклониться, голова его отяжелела, и он упал в грязь. Так как стрельцы опять подняли его, то он их все-таки благословил
Борьба предыдущих веков с пьянством и похотью, как мы видим, успехом не увенчалась, поэтому в XVII веке руководящие инстанции… продолжают принимать строгие постановления: «Сделать заказ крепкий, чтоб игумены, черные и белые попы, и дьяконы, и старцы, и чернецы на кабак пить не ходили и пьяные по улицам не валялись бы».
Царь Алексей Михайлович издает указ за указом, пытаясь унять чернорясную гопоту. Бесполезно! Как пропивали все при Грозном, так и продолжали. В Нило-Столбенском монастыре монахи пропили даже священные книги.
Крестьяне Карачунского монастыря пишут жалобу воеводе Ивану Волынскому: «Хлеб стоячий и молоченый игумен Варсонофий переварил в вино и в пиво…»
А вот в Обнорский монастырь летит из Москвы строгая царская депеша: «Ведомо нам учинилось, что в монастыре многое нестроение, пьянство и самовольство, в монастыре держат питье пьяное и табак, близ монастыря понаделали харчевни и бани, брагу продают».
Ревизор из центра докладывал наверх: «Всю монастырскую вотчину запустошили и пропили без остатку… пьют и бражничают безобразно, дерутся до крови и в монастыре у них смертное убийство от их бесчинства и безмерного пьянства чинится».
Русские православные монастыри действительно зачастую напоминали зоны с постоянными поножовщинами. Неудивительно: где пьянство, там и буйство, переходящее в прямую уголовщину. В Никольском монастыре, где монахи промышляли торговлей самогонкой, «брата Марка убили до смерти».
Банды монахов из монастырей буквально терроризировали окрестных крестьян. Просто ходили с ножами и убивали. Вот крестьяне пишут челобитную: «Иверского монастыря старцы ездят по посадам и нас, посадских людей, бьют и увечат… а иных и ножами режут».
Как же наказывали убийц в черных рясах? И как эти божьи люди реагировали на грозные циркуляры из центра о наведении порядка? Свидетельствует австрийский дипломат той эпохи фон Мейерберг: «Священнейшие постановления обращают в посмеяние почти все монахи, нарушающие их даже в монастырских стенах, а чаще всего вне их… Самые важные преступления между ними обыкновенно наказываются только очень легким выговором».
Может быть, возмущенный Господь сделал то, с чем не могла справиться светская власть, — наказал монахов-убийц? Нет, зачем же?… Господь подельников не сдает, у него у самого руки по локоть в крови…
Упомянутого царя Алексея Михайловича не зря называли Тишайшим. Он действительно был спокойным пареньком. Но то, что ему не удалось усмирить уголовную братию, — не следствие мирного характера. Это не получилось и у его более крутого сменщика — царя Федора Алексеевича, который также начал рассылать циркуляры в монастыри: «Пьянственного пития не держать».
В 1681 году церковный Собор, подчиняясь требованиям царя, постановляет: «Соборно утверждаем: во всех монастырях повелеваем пития не держать, а которые чернцы в монастырях не живут в послушании и бесчинно живут в Москве и в городах, ходят по кабакам и по корчмам и по мирским домам, упиваются допьяна и валяются по улицам, и на таких бесчинников, Великого Государя повелением и святейшего Патриарха благословением, Живоначальные Троицы Серги-ева монастыря властям построить прежде бывший Пятницкий монастырь, огородить стоячим высоким тыном и построить четыре кельи с сенями по монастырскому чину, и таких бесчинников в тот монастырь с Москвы ссылать».