Опиумная война
Шрифт:
Она отпрянула, согнув пальцы, словно когти. Нэчжа отпустил ее, но Рин последовала за ним, удвоив усилия. Она не была такой же молниеносной. Он ответил на удар, и Рин запоздала поставить защиту, Нэчжа ударил ее по бедру, по руке, но тело не чувствовало боли. Боль — это сообщение, на которое можно не обращать внимания, она придет позже.
Нет — боль вела к успеху.
Нэчжа снова ударил ее по лицу — один раз, второй, третий. Он колотил ее, как дикий зверь, но Рин продолжала отбиваться.
— Да что с тобой не так? — прошипел
Важнее, что не так с ним. Страх. Рин видела страх в его глазах.
Нэчжа прижал ее к стене, сжав горло пальцами, но она схватила его за плечи, пнула коленом по ребрам и саданула локтем по затылку. Нэчжа с хрипом повалился наземь. Рин бросилась вниз и вонзила локоть ему в поясницу. Нэчжа вскрикнул и выгнул спину от боли.
Рин прижала левую руку Нэчжи ногой, а его шею удерживала правым локтем. И когда он задергался, врезала кулаком по затылку, придавила его лицо к земле, пока не стало ясно, что он уже не поднимется.
— Разойтись, — сказал Соннен, но Рин его не слышала.
В ушах в ритме боевых барабанов шумела кровь. Сквозь красные линзы перед глазами она видела лишь цель — врага.
Она схватила Нэчжу за волосы и дернула его голову, снова шмякнув о пол.
— Разойтись!
Соннен держал ее за шею, оттаскивая от обмякшего Нэчжи.
Рин отшатнулась от Соннена. Ее тело горело как в лихорадке. Голова закружилась, и Рин осела на пол. Она пылала, нужно было рассеять этот жар, иначе она умрет, но она могла выплеснуть его только на собравшихся вокруг людей…
Ее рациональный разум завопил.
Когда она поднялась с ринга, к ней подбежал Рабан.
— Рин, что…
Она отвела его руку.
— С дороги, — выдохнула она. — С дороги.
Но вокруг столпились наставники, гудели голоса, тянулись руки, шевелились губы. Присутствие всех этих людей ее душило. Рин казалось, что если она закричит, то раскрошит их в мелкую пыль, ей хотелось их уничтожить, но крохотные остатки разума возобладали, и вместо этого она бросилась к выходу.
К счастью, ей расчистили путь. Рин протиснулась сквозь толпу кадетов и побежала к лестнице. Она взлетела наверх, распахнула дверь главного зала и вдохнула глоток холодного воздуха.
Но этого было мало. Она все равно пылала.
Не обращая внимания на крики наставников за своей спиной, Рин бросилась бежать.
Цзян был там, где она и ожидала — в саду Наследия. Он неподвижно и с закрытыми глазами сидел на камне, скрестив ноги.
Рин кинулась через садовую калитку и схватилась за косяк. Мир закружился перед глазами. Все выглядело красным — деревья, камни, а больше всего — Цзян. Он полыхал факелом.
Услышав ее шаги, Цзян открыл глаза.
— Рин?
Она забыла, как разговаривать. Пламя внутри ее потянулось к Цзяну, чувствуя его присутствие, как огонь чует хворост и жаждет его поглотить.
Рин казалось, что если она сейчас не убьет Цзяна, то просто взорвется.
Она приготовилась атаковать.
— Ты горишь, — поразился он.
— Помогите мне, — выдохнула она. — Помогите.
Цзян наклонился и взял ее голову ладонями.
— Посмотри на меня.
Сделав над собой усилие, она подчинилась. Его лицо расплывалось.
— Великая черепаха, — прошептал он и выпустил ее.
Цзян закатил глаза и стал бормотать что-то нечленораздельное, слова не были похожи ни на один известный язык.
Потом Цзян открыл глаза и прижал ладонь к ее лбу.
Рука была ледяная. Жгучий холод проник от его ладони ко лбу Рин и растекся по всему телу, такими же струйками, как прежде пламя, они потушили пожар в ее венах. Как будто Рин погрузилась в ледяную ванну. Она корчилась на земле, заглатывая воздух, и задрожала, когда огонь потух.
Все затихло.
Когда Рин пришла в себя, то первым увидела лицо Цзяна. Его одежда была помята. Под глазами синяки, словно он много дней не спал. Сколько она проспала? Он был с ней все это время?
Она подняла голову. Рин лежала на койке в лазарете, но не была ранена, насколько могла судить.
— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил Цзян.
— Помятой, но нормально. — Она медленно села и поморщилась. Рот словно набили ватой. Она закашлялась и потерла горло, нахмурившись. — Что произошло?
Цзян протянул ей стоящую у койки чашку с водой. Рин с благодарностью ее приняла. Вода смочила пересушенное горло, и это было чудесно.
— Поздравляю, — сказал Цзян. — Ты чемпион этого года.
Но тон его не был радостным.
Да и Рин не ощущала никакого подъема, как следовало бы. Она даже не могла насладиться победой над Нэчжой. Она не гордилась собой, лишь была напугана и сбита с толку.
— Что я сделала? — прошептала она.
— Столкнулась с тем, к чему не была готова, — сказал Цзян. В голосе звучали восторженные нотки. — Мне не следовало учить тебя «Пяти играм». Теперь ты станешь опасной и для себя и для окружающих.
— Нет, если вы мне поможете, — сказала она. — Если научите меня с этим справляться.
— Я думал, ты просто хочешь стать хорошим военным.
— Да.
Но теперь она хотела и овладеть этой силой.
Она понятия не имела, что случилось на ринге. Было бы глупо этого не испугаться, но все же никогда прежде она не ощущала такой силы. В то мгновение Рин чувствовала, что способна победить любого. Убить любого.
Она хотела вернуть это чувство. Хотела, чтобы Цзян ее научил.
— Я неблагодарно себя вела в тот день в саду, — сказала она, тщательно подбирая слова. Если она будет говорить слишком подобострастно, то спугнет Цзяна. Но если не извинится, Цзян решил, что она так ничему и не научилась. — Я говорила не подумав. Прошу прощения.