Ополченец
Шрифт:
— Угу. То есть, получается, силу тварей мы забираем себе, а посуду из-под силы сдаём. Так, что ли?
— Н-ну… Выходит, так.
— Отлично. Безотходное производство.
Это охотник никак не прокомментировал. Покосившись на меня, продолжил:
— На деньги ты себе и одежду купишь, и оружие справишь. Со временем.
Насчёт одежды мне идея очень понравилась. Из дома-то я вышел в сопревшей от пота рубахе и отцовых штанах. Обуви у меня не было по определению.
— А оружие-то, небось, особенное какое-то?
— А ты быстро
— Я ведь уже решил, — пожал я плечами. — Только бы с типа-родителями попрощаться. И пару вопросов им задать.
— У них и заночуем, — кивнул охотник и бросил мне кость, добытую из волкодлака. — Утром пойдём. А кости собери. Твой трофей. Был бы ты уже Ополченцем — часть бы мне полагалась по правилам. Но в Орден тебя пока не приняли, так что будем по справедливости.
Я собрал тёплые от огня косточки и сжал их в руке. Приятная тяжесть. А ещё приятнее думать, что на вырученные деньги я смогу купить себе нормальную одежду.
Охотник ошибся в одном: я не рухнул. Сила твари усвоилась так же легко, как стакан кефира. И когда мы вернулись в деревню, я чувствовал себя так, будто был готов хоть сейчас принять участие в атлетическом троеборье.
* * *
Я и прежде догадывался, что с моим пребыванием в родительском доме что-то нечисто. Как и с самими типа-родителями. Нежных чувств ко мне явно никто не испытывал, моё присутствие здесь просто терпели. А теперь, утром, после очной ставки, наконец стало ясно, почему.
Никаким кровным родством здесь действительно не пахло. Меня, младенца, им просто втюхали на содержание. И за свои хлопоты они получали неплохую, по деревенским меркам, плату.
— Два мешка муки в год, — повторил я. — И отрез полотна. Что ж, если когда-нибудь возникнет вопрос о цене моей жизни, я смогу точно на него ответить… Так, ну на дворе у нас май. Расплатились с вами в начале года, следовательно, муку вы истратили ещё не всю. А полотно и с прошлых лет лежит про запас.
— На чёрный день, — всхлипнула типа-мать.
— Да. Я понял. Что ж, претензий к содержанию не имею. Вы ко мне, надеюсь, тоже. Счастливо оставаться.
Я вышел из затхлой приземистой избы. Чтобы никогда больше сюда не возвращаться.
Вышел, в чём был — крестьянской рубахе и штанах, подпоясанных верёвкой. Обуви у меня не было. Логично, в общем-то — для чего лежачему обувь? Штаны выдали, и то ладно.
— Ну что, готов? — спросил охотник, ждавший меня во дворе.
— Готов, — пробурчал я. — Слушай, тут, говорят, усадьба за лесом… Не по пути?
— Нет, — покачал головой охотник. — Нам в другую сторону. А на что тебе та усадьба? Знаю я её, граф Давыдов там живёт.
— Вот этот самый граф Давыдов меня во младенчестве в деревню и сплавил, как выяснилось.
Охотник хмыкнул. Пальцы побарабанили по кожаным ножнам.
— Ну, тут уже сам решай. Сила тебя позвала, отметила охотником. А теперь тебя мирское зовёт.
— А охотники что — все как один бессребреники, живут как монахи?
— Нет, — отчего-то смутился охотник. — По-разному живут. Но если пойдёшь сейчас в усадьбу — мне в другую сторону, и искать я тебя не стану. Дальше — сам.
— А ты-то куда?
— Я к ближайшему оплоту Ордена. Хабар сдать, присмотреть чего…
Охотник потряс мешочком, который висел у него на поясе. Там зазвякали кости. Я задумчиво потряс своим заплечным мешком. Там ничего не звякало, потому что помимо костей типа-родители на дорогу мне выдали — точнее, экспроприировал сам — половину каравая хлеба и четыре печёные картофелины. Подумав, прихватил ещё нож, которым типа-отец резал скотину. И глиняную посудину, выглядевшую покрепче. И огниво — спички здесь то ли ещё не изобрели, то ли для крестьянской семьи это слишком большая роскошь.
— И далеко этот оплот?
— Если пешком, то за полтора дня дотопаем, — почему-то улыбнулся охотник.
— А варианты? На лошади?
— Есть у меня одна лошадь… Только ты уж решай, со мной сейчас идёшь, или сразу в усадьбу?
— Уболтал, — вздохнул я. — Пошли, рабочие вопросы порешаем. А потом уж можно и графу в глаза посмотреть.
Кивнув, охотник в несколько взмахов руки изобразил очередной знак, который я на всякий случай запомнил — так же, как два предыдущих. Этот засветился голубоватым светом, потом вспыхнул так, что аж ослепил. И мы с охотником оказались…
— Это что?! — обалдел я.
Первое впечатление было — мы в колодце. Но впечатление оказалось обманчивым. Сруб был составлен не из брёвен, а из вертикальных жердей, и сквозь них просвечивало солнце. Снаружи доносились голоса, крики. Судя по звукам, кипела обычная деревенская жизнь.
Над головой была крыша из таких же жердей, правда, с просмолёнными щелями — чтобы дождь не заливал. Под ногами — земля. А впереди я увидел почти незаметную поначалу дверь без ручки — видимо, её предполагалось толкать.
— Присмотрись, — сказал охотник.
Я посмотрел, куда он указывает. На жердях изнутри были выжжены многочисленные знаки. Все они были похожими, с небольшими вариациями, но видно, что выжигали разные люди.
— Однажды и твой знак тут появится, — сказал охотник. — Если доживёшь.
— То есть, я смогу сам перемещаться вот так? — дошло до меня. — Это и есть твоя «лошадь»?
— Если доживёшь, — повторил охотник. И толкнул дверь.
Ну, тут он зря беспокоился. Помирать у меня в планах на ближайшую сотню лет не значится. Да я жить только начал! У меня ту-ду лист на тысячу лет вперёд заполнен. Если я в этом мире и помру, так только глубоким старцем, в личном дворце, в окружении как минимум десятка рыдающих юных красавиц.