Опороченная (Карнавал соблазнов)
Шрифт:
Должно быть, она стареет, подумалось ей. Она слышала, что у некоторых женщин появляется странная потребность в мужчине, когда они становятся старше и их тела начинают стареть. Чем иначе можно объяснить такую вовсе не неприятную боль в суставах? Она долго смотрела на пропорциональную спину Эйрика, отказываясь верить, что эти новые чувства вызваны близостью именно этого мужчины, его одного.
— Святые мощи! Что ты так возишься? Ты нарочно все затягиваешь, чтобы продлить мои мучения?
— Ох, помолчи, — ответила Идит.
Когда она
Казалось, мука ее будет длиться вечно.
— Ты наслаждаешься, моя леди супруга? — поинтересовался Эйрик густым от сарказма голосом.
— Нет, а ты? — беззаботно ответила она и, не подумав, подняла глаза и увидела, что его мужское орудие торчит из тела, твердое, как полированный мрамор. Она в панике отвела глаза, стыдясь краски, которая залила ей лицо.
Он насмешливо засмеялся:
— Эта часть мужеского тела не обращает внимания на то, красива ли женщина или безобразна, как крот. Не волнует ее и то, что женщина сочится предательством, как гнойная рана.
Идит плотно сжала губы, отказываясь отвечать на его оскорбительные слова. Она выпрямилась и стала возиться с его грудью, стараясь отворачивать лицо. В комнате было полутемно, да еще он постоянно тер глаза, но все-таки осторожность не мешала.
Но даже при этом ей было трудно унять учащенно бьющееся сердце, которое волновалось от его ленивой и соблазнительной позы. Она чувствовала, что отзывается на его восхитительную близость, несмотря на долгое недоверие к мужским прикосновениям, несмотря на его грубые обвинения, несмотря на то, что над ее самообладанием, которое она так в себе ценила, нависла серьезная опасность.
Стараясь говорить пронзительным голосом, она сгорбила плечи и спросила:
— Почему ты постоянно обвиняешь меня в коварстве? Я ничего такого не сделала, чтобы вызвать твое недоверие.
Он смерил ее презрительным взглядом, но ничего не ответил.
Продвигаясь сквозь жесткие волосы, окружавшие его плоские мужские соски, она удалила последнее жало, а затем встала на колени и начала искать их на плоском животе. И тут ей пришлось совсем нелегко. Вконец смущенная, она старалась держаться от него возможно дальше и не глядеть вниз.
— Ты не мог бы чем-нибудь прикрыться?
— Зачем?
— Так нескромно… обнажать свое тело до такой степени.
Он с издевкой рассмеялся:
— Здесь ничего нет, чего бы ты не видела прежде у своего любовника. Или у Стивена член другой?
Идит вспыхнула от его вульгарности. Затем замешательство ее перешло в гнев. Она замахнулась кулаком и хотела ударить его в живот, но Эйрик схватил ее за запястье и больно сжал.
— Даже и не думай ударить меня. В теперешнем своем состоянии я не задумаюсь и дам тебе сдачи.
— Твоей матери надо было бы мазать мылом твой рот, когда ты был ребенком. Язык у тебя невероятно грязный.
— У меня не было матери.
— Тебя что, под камнем нашли?
Он еще крепче сжал ей запястье и пристально поглядел на нее, словно решая, сломать ей кость или нет. Наконец отбросил руку с недовольным ворчанием.
Слезы навернулись Идит на глаза, она моргнула, смахивая их, и потерла больное место.
— Почему ты так полон ненависти? Я ничего особенного не сделала, что могло бы тебя обидеть.
— Разве? Вспомни получше. Первая вещь, которую я потребовал от тебя перед подписанием брачного соглашения, была верность. Ха! Не успели высохнуть чернила, как ты уже раздвинула ляжки для другого. А ведь наш брак еще даже не был завершен.
Рука у Идит замерла, она вопросительно вскинула голову:
— Ты думаешь, что я легла с другим мужчиной?
— Да.
— С кем?
— С проклятым ублюдком — Стивеном. С кем же еще?
— Ты с ума сошел. Знаешь ведь, как я его ненавижу.
— Нет, я только сейчас понял, что совершенно тебя не знаю. Но ты во сто крат больше заплатишь за свое коварство, леди супруга, и я имею в виду не пчелиные укусы.
Смехотворные обвинения Эйрика почему-то глубоко ранили Идит, и боль эта вскоре переросла в гнев, от которого у нее вскипела кровь. Она повернулась и направилась к двери, почувствовав потребность побыть наедине с собой и обдумать обвинения, которые он выдвинул против нее. Может, Гирта могла бы ей что-нибудь объяснить. Однако Эйрик схватил ее за локоть и рывком вернул назад:
— Закончи работу, которую начала.
Она надменно вскинула подбородок.
— Ты можешь сам обработать шею и плечи. — Она ткнула в кусок полированного металла на стене.
— Нет. Ты сама должна вылечить укусы — все до одного. В конце концов, ведь это из-за тебя все получилось.
Идит открыла было рот для протеста, но потом заставила себя замолчать. Пока она не поймет, что случилось в ее отсутствие, откуда взял Эйрик это смехотворное обвинение насчет любовника, все протесты будут бесполезными.
Его глаза сверкнули голубым огнем, опалив яростью.
— Тогда садись, — ледяным тоном приказала она. — И закрой глаза. — Ей не хотелось, чтобы он с такого близкого расстояния смотрел ей в лицо.
Всего лишь несколько укусов остались на нежной коже шеи, она быстро их обработала. Сейчас ее ногти уже ловко попадали сразу в нужное место и извлекали жало. Затем она перешла к его лицу, которое он поднял ей навстречу.
Веселые морщинки, прежде окружавшие его глаза и губы, каким-то образом преобразились в приметы жестокости. Длинные ресницы Эйрика лежали шелковым черным веером на нижних веках, отбрасывая глубокие тени. «Вероятно, он еще и в эту ночь спал совсем немного, размышляя, как бы посильнее потерзать ее по возвращении», — с грустью подумалось ей.