Опороченная (Карнавал соблазнов)
Шрифт:
— Сам подстригай себе волосы, дурень. У меня нет времени на твои глупости. — Схватив в охапку белье, она направилась к двери.
— Нет, останься и подрежь мне волосы, — велел он. — К тому же я хочу поговорить с тобой насчет Стивена.
Она неохотно вернулась и положила белье на пол. Он уселся спиной к ней на низкий табурет и вручил ножницы.
— Коротко тебя подстричь?
Он пожал плечами и провел пальцем воображаемую линию под затылком.
— Покороче. Только не отрежь мне уши. — «Или какую-нибудь другую часть тела».
Она молчала
— Идит, неужели ты никогда не смеешься?
— Смеюсь, когда слышу что-нибудь смешное. Но в основном то, что тебе кажется смешным, на самом деле просто плоские шутки в мой адрес.
«Что ж, в основном это верно», — подумал он.
— А что может рассмешить тебя?
— Твое бахвальство тем отростком, который находится у тебя между ног и который ты так высоко ценишь, — быстро нашлась она. Он почувствовал по кончикам пальцев, на миг замершим, что она тут же пожалела о поспешных словах.
Эйрик засмеялся.
— Ты преувеличиваешь мою способность… к росту, — тут же отозвался он, обнаруживая, что ему нравится эта более легкомысленная и менее чопорная сторона его жены.
Жены!
Эйрику вспомнились прежние мысли насчет Идит и жажда поскорей завершить их брачный обет. А причиной, по которой он не решался осуществить то, к чему до боли звало его тело, был Стивен из Грейвли.
Может, ему надо сейчас просто повалить жену на постель и покончить со всеми играми? Провести день в постели с покорной его ласкам женщиной — чертовски неплохая мысль. Он оглянулся через плечо и обнаружил, что Идит хмурится после его последних слов о юморе.
Пожалуй, не время, мудро рассудил он.
Покончив со стрижкой, Идит провела гребнем по его волосам, проверяя, ровно ли сделала работу.
— Что ж, неплохо, — заявила она, откладывая в сторону ножницы и отгребая пряди волос к кучке мокрого тростника.
Она остановилась посреди комнаты, словно что-то обдумывая.
— Эйрик, мне уже давно хотелось обсудить с тобой нечто важное, — нерешительно проговорила она.
Он показал рукой на соседний стул.
— Мне очень неловко, но я бы хотела, чтобы ты понял, почему я на это пошла.
Эйрик встрепенулся, понимая, что она собирается признаться в своем маскараде. Теперь, зная про ее обман, он ясно увидел, что Идит необыкновенно хорошенькая. Раньше он принимал морщинки от ее хмурого вида за старческие складки. А уж рот с неотразимой родинкой был выше всяких похвал. Ему не терпелось рассмотреть и другие части ее тела, которые она держала спрятанными так надежно.
Но хотелось ли ему выслушивать ее признание до того, как вернется со своим докладом Сигурд? Одна его часть жаждала как можно скорей лечь с ней в постель и погасить огонь желания, бушующий в крови. Эта часть располагалась ниже пояса. Другая, более подверженная рассудку, предостерегала, что он рискует заронить семя в женщину, которая замыслила вместе со Стивеном его погибель. Нет, придется подождать несколько дней до возвращения Сигурда.
Эйрик стал придумывать, как бы предотвратить ее признание. И внезапно возликовал от одной заманчивой мысли, что пришла ему в голову.
— Идит, расскажи мне подробней про свои свечи-часы.
— Что?
— Ты говорила, что делаешь какие-то особые свечи. Какие они? Ты их сама придумала?
— Нет. Первым их стал делать король Альфред много лет назад. Но я поработала над этим и кое-что улучшила, так что мои свечи теперь более совершенны.
— Посмели бы они не стать такими!
— Ты и вправду хочешь слушать или просто делать ехидные замечания?
— Я вправду хочу слушать.
Идит с сомнением покосилась на него, но все же стала объяснять:
— Свечи, придуманные стариной Альфредом, содержат воска в семьдесят два пеннивейта и горят четыре часа, значит, шесть свечей сгорают за сутки, по ним отмечают время. Я придумала одну большую свечу, с четырьмя отметками, которая горит двадцать четыре часа, и таким образом…
— Таким образом, можно не думать о там, что пора зажигать следующую свечу, — закончил он за нее, невольно пораженный ее сообразительностью. — Вероятно, на них огромный спрос.
— Немалый. И они очень дорогие, но все же раскупаются столько, сколько я успеваю делать. — Она испытующе поглядела на него и спросила: — Так зачем ты захотел узнать про мои свечи?
«Гм, значит, она не приняла за чистую монету мой внезапный интерес к ее замечательным талантам. Умная леди!»
— Ты не захочешь этого слушать.
— Нет, захочу.
— Ну, раз уж ты за себя ручаешься… — «Прежде чем я разделаюсь с тобой, ты отучишься лгать мне вообще. И пожалеешь о своем маскараде гораздо больше, чем можешь предполагать». — Я просто подумал: не могла бы ты мне сделать свечу на пять часов? — кротко сказал он.
Она подняла бровь, почуяв что-то неладное.
— Для каких целей?
«Я-то думал, что ты не спросишь, моя чопорная и правильная женушка. Ну-ка, посмотрим, сумею ли я расшевелить твои чувства еще немного».
— Ты слыхала про лотос с пятью лепестками? — «Никогда в жизни, клянусь головой, ведь я сам только что придумал».
— Нет. — Она нахмурилась, вероятно пытаясь как-то связать его вопрос о свече-часах с цветком лотоса. — А что, этот цветок имеет какое-то отношение к воску для свечей? Может, когда пчелы собирают с него пыльцу, воск получается какой-то особый?
Эйрик едва удержался, чтобы от удовольствия не потереть руки. Как можно небрежней он сказал:
— Нет, тут важно как раз то, что делается за те пять часов, пока горит свеча.
— О?
— Но думаю, тебе это не интересно. — Со скучающим видом он поглядел на ногти. «Спроси меня. Спроси меня. Спроси меня».
— Ты меня заинтриговал.
«Клюнула! Клюнула, моя маленькая, доверчивая голубка. Ты так кротко шагнула в мою хитрую ловушку, весьма тебе благодарен».
— Ну, если тебе и впрямь интересно узнать, то в одном из восточных гаремов был калиф…