Опороченная (Карнавал соблазнов)
Шрифт:
— Ох, нет, не хочу слушать, твои гаремные сказки!
Он с невинным видом поднял брови.
— Разве я уже тебе рассказывал?
— Помнишь, ты сказал, что прозрачные ткани, вроде моей сетки для пчел, носят в восточных гаремах?
— Я забыл. Нет, это другая история. — Он небрежно махнул рукой. — В этой говорится про время и, может, про твои свечи.
Она с сомнением поглядела на него своими фиалковыми глазами, краше которых он никогда в своей жизни не видел, и наконец процедила:
— Продолжай.
«Ох,
— Так вот, в одном восточном гареме жил-был калиф, он купил девушку-рабыню, которая не оценила чести разделить с ним ложе.
— Хм!
— Даже когда он пообещал сделать ее своей одиннадцатой женою, она не позволила ему насладиться ее прелестным телом.
— Одиннадцатой! Ха! Да он и так небось слишком устал, ему некогда было даже дух перевести.
Эйрик усмехнулся, удовлетворенный тем, что ему удалось возбудить ее интерес, и предвкушая, как поймает ее в паутину собственного любопытства.
— Чего он только ни пробовал — подарки, афродизиаки…
— Афро… что?
Вопрос Идит на мгновение смутил Эйрика, в его голове закружились всяческие неприличные фантазии. Взяв себя в руки, он проворчал:
— Оставим объяснение на другой раз. Ты все время будешь перебивать меня? Если так, то мы можем пропустить обед, а я страшно проголодался.
— Продолжай. Обещаю, что больше не помешаю тебе.
«Я искренне сомневаюсь в этом».
Одним словом, калиф испробовал все, но безрезультатно. Наконец обратился к некоему мудрецу, который рассказал ему про лотос с пятью лепестками.
Он взглянул на Идит, которая с интересом наклонилась вперед. «Вот так-то, Идит, моя доверчивая птичка. Подожди немного».
— Мудрец дал калифу совет запастись пятьючасовым временем. И каждый час обрывать на лотосе по лепестку. В первый час не должно быть вообще никаких прикосновений. Мужчина и женщина снимут одежды и будут просто разговаривать. Они могут выпить чашу вина, чтобы расслабиться, и мужчина может рассказать женщине, как он собирается ее ласкать. Конечно, женщина тоже может сказать мужчине про свои желания, но если застенчива, то может ограничиваться намеками, чего бы ей хотелось от мужчины. А если она и в самом деле робеет, то будет просто кивком головы показывать, что он затронул какую-то особенно возбуждающую тему.
— Ох, ты и в самом деле сошел с ума, Эйрик, если рассказываешь мне такие дурацкие сказки. По-моему, тебе пора навестить свою любовницу в Йорке. Может, Аза излечит тебя от развратных мыслей.
Эйрик насупился. Ему не нравилось, что Идит так легко отмахивается от него. И, странное дело, не нравилось и то, что Идит принимает его любовницу. В этом было что-то противоестественное.
— Сейчас мне не хочется заниматься любовью с Азой. Вообще-то в последнее время я больше думаю о тебе в моей постели.
Идит до того изумилась, что просто онемела. Правда, он и сам удивился, что признался в своей тайной склонности. Однако тут же воспользовался молчанием Идит, чтобы продолжать свою придуманную историю, пока у жены не проснулся вновь язвительный язычок.
— В течение второго часа они будут только целоваться, но самыми разными поцелуями, с которыми ты, несомненно, знакома. Включая все части тела.
Идит ахнула от негодования и встала, словно ей невмоготу было оставаться в его обществе.
— Ты… ты…
Толкнув ее снова на стул, он продолжал:
— К этому времени, конечно же, она уже сумеет один раз… хм… достичь экстаза, и тогда…
— Экстаза? — недоуменно переспросила Идит.
И тут растерялся Эйрик. Его наивная жена, пусть даже она лежала с мужчиной и родила ребенка, не понимала, что значит для женщины взбираться на вершину любовного блаженства и взрываться от исступленного наслаждения. Он попытался найти нужные слова, а потом осторожно сказал:
— Ты, несомненно, знаешь, что мужчина теряет разум от удовольствия, когда совокупление достигает… ну, своей высшей точки. То же самое происходит и с женщиной.
— Теряет разум? И это удовольствие, к которому нужно стремиться? Я так не считаю.
Эйрик усмехнулся и поспешил закончить историю, пока Идит ему не помешала:
— В течение третьего часа они ласкают тела друг друга, познавая все тайные места, которые повышают чувственность. Женщина, разумеется, впадает в экстаз еще раз. Или два. — «Ты слушаешь, Идит? Или просто пытаешься ловить мух открытым ртом? Клянусь святыми апостолами, я могу найти более подходящее занятие для этих сочных губ».
Наконец она пришла в себя и недоверчиво фыркнула. Но не поднялась со стула. История явно возбудила ее интерес.
— В течение четвертого часа, — продолжал он беспечно, — она должна лежать абсолютно тихо, пока мужчина занимается ее грудями и женскими складками между ног.
— Ох, ты жуткий, жуткий человек! — вскричала Идит, и ее лицо ярко вспыхнуло. — Как ты смеешь говорить о таких извращениях мне, леди?
— Не леди. Своей жене, — поправил он, — и это вовсе не извращение, раз происходит между мужем и женой. Нет, не уходи, пока я не закончу.
Она встала и надменно взглянула на него. Ну, теперь-то он заставит ее потупить свое высокомерное лицо.
— В течение пятого часа мужчина наконец погружается в готовое принять его женское лоно, и она, вне всяких сомнений, снова познает экстаз и впадает, содрогаясь, в беспамятство еще несколько раз.
Идит грозно нахмурилась, вероятно больше не веря в его историю. В этот момент ее лицо стало настолько пунцовым от ярости, испещренным морщинами, что он почти был готов поверить, что она такая же старая и безобразная, какой и хотела казаться.