Оппозиция
Шрифт:
– Ну пап, - продолжал Данил, - пойдём.
Данил тоже был упрямый. И не сдавался.
Отец оделся.
Он сидел на кровати. Невысокий, худой, в новой, но уже грязной куртке на молнии. Опустил голову, сжал виски руками.
– Голова болит, - сказал он тихо.
– Давай покурим сначала. Принеси сигареты.
Данил поискал сигареты в сумке отца. Сходил в ванну - где обычно курил отец.
– Нет нигде, - крикнул.
– Посмотри в куртке, в кармане, не могу сам.
Данил
– Зажги, - сказал отец.
Руки у него дрожали.
Данил нашёл зажигалку. Зажёг сигарету. Раскурил. Дал отцу.
Отец задымил. Пепел упал на пол. Данил побежал за пепельницей.
Отец сидел и курил. Весь красный. Вены на висках вздулись - вот-вот лопнут.
– Плохо мне что-то, - сказал и хотел лечь на кровать.
Но Данил быстро заговорил:
– Вот и пойдём. Там лучше станет.
Через час отец согласился.
Была зима. Скользко. Отец шёл с трудом. Держался на ногах еле-еле. И через триста метров упал.
– Нет, я не дойду.
Данил попытался его поднять.
– Давай до метро дойдём - там маршрутки есть.
И они прошли ещё триста метров до метро.
На остановке было полно народу - скоро должен был быть Новый год. Было очень холодно. Данил надел отцу шапку.
Данил боялся одного - встретить кого-нибудь из школы.
А потом, вдруг, ему стало плевать. Это был его отец. Он пил, потому что ему не заплатили. Он закодируется - и всё будет хорошо. Остальное неважно.
– Пап, - сказал Данил, - не пей больше.
Он держал отца за плечи, чтобы тот не упал ещё раз.
– Не буду, Дань. Хватит. Просто сволочи, понимаешь? Кругом только сволочи. Тебе жить. Мне уже всё равно.
– Пусть сволочи, а ты не пей.
– Не буду, Дань, не буду больше. Мутно мне. Мутит что-то.
На обратном пути было хуже.
– Он должен заснуть минут через тридцать. Надо его уже будет уложить, - сказала врач.
Она, привычная ко всему и ничему не сочувствующая и не удивляющаяся, вколола что-то отцу, дала таблетки, завёрнутые в бумажку. И что-то писала в карточке.
Данил следил, как она быстро и непонятно пишет.
– А мать где?
– спросила она, не отрываясь.
– Работает, - ответил Данил.
– Доедешь один?
– Доеду.
Отец сидел, бессмысленно смотрел в одну точку.
В маршрутке он стал засыпать. Данил сидел с ним на переднем сиденье около водителя. Отец бормотал какую-то ерунду. Вспоминал друзей, которых уже нет.
– Вот Вовка хороший мужик. Много чего у нас с ним было. И ничего - выжили.
Дядя Володя, как называл его Данил, давно уже умер. Но Данил молчал.
– Ты знаешь Володьку?
– спросил отец громко.
– Знаю.
– Так позвони ему, на, - отец стал искать мобильник по карманам, - скажи, я сейчас приеду.
Мобильник не находился. Отец вывернул карманы - из них посыпалась мелочь, бумаги какие-то, номера телефонов. Отец всегда записывал номера телефонов на листках. Привычка.
– Где мой телефон? Ты взял?
– крикнул водителю.
Водитель молчал и не реагировал.
А потом отец резко вырубился - как по голове дали.
Вся маршрутка это видела.
– Справишься?
– спросил водитель около метро.
– Пап, вставай, мы ещё не дома.
– Мне сказали, спать, - бормотал отец, - чего тебе надо? Кто это?
– он как будто не понимал, где находится, - а?
– Пойдём домой спать.
Маршрутка стояла дольше обычного, пока Данил с водителем не разбудили отца и не выгрузили его из салона.
Никто из людей не возмущался - начиналась праздники - и картина была привычная.
– Дойдёшь?
– спросил опять водитель.
Данил посмотрел на него. Немолодой уже, русский, небритый, худой - одни кости. Видимо, сам запойный. Устроился работать в машину - хоть просохнет.
– Дойду, - сказал Данил.
– Пусть мать фенозепам купит. Три дня проспится, будет как огурчик.
– Я знаю.
Данил знал, что такое фенозепам. Врач именно это и дала. Фенозепам, снотворное и что-то ещё. И три дня отец будет лежать - не есть, не говорить, почти не вставать. Но главное - не пить. Только воду, просыпаясь на несколько минут.
Так и пролежал.
А через три дня:
– Дань, жрать охота. Сделай, а.
И Данил делал - варил пельмешки или грел суп, если мама оставляла.
Отец выходил на кухню, ел, потом долго сидел в ванной - отмокал, брился. И выходил уже другим человеком. Только небольшие порезы на подбородке говорили о ещё слабых руках. И мутный взгляд не скоро ещё прояснялся окончательно.
Почему-то именно сейчас - в конце сентября, когда начинает немного подмерзать, Данил вспоминает всё это.
С конца сентября Данил ждал отца. Когда был маленький:
– Мам, а папа сегодня приедет?
– Не знаю, пока не звонил.
Постарше:
– Когда будет?
– Кто ж его знает! Не докладывал!
И совсем недавно, в последний приезд:
– Мам, отец мне звонил. Сказал, заскочит. Я останусь дома?
– Ну жди, оставайся.
. . .
В октябре у отца День рождения - ему было бы сорок семь лет.
Данил открывает ящик стола - на него смотрит фотография молодого отца. Он достаёт её и откладывает.