Оппозиция
Шрифт:
– Зато никто не врёт, - сказал Данил, - и не скрывается. И не боится.
– А может, ты - оппозиционер?
Данил вздрогнул от этого слова.
Так вот кто он. Оппозиционер. Он повторил про себя. Он не смог бы его написать - не знал, как точно пишется. Сложное слово. Но он слышал его много раз. Оппозиционер.
Но оппозиционеры - не здесь. Они - в тюрьме, под следствием. Они - вне закона. Как он может быть им?
И всё-таки - неужели - это он.
Оппозиционер.
– А мать тебе не жалко?
– директор всё
– А что - мать?
– Ну что - из школы тебя выгонять, из института тоже. Ты, кстати, куда поступаешь?
– Не знаю.
– Значит, в армию пойдёшь. Ну, в армии придётся вставать.
– Вы только насилием всего добиваетесь. Пугаете. Выгонят, армия. Выгоняйте. Я не боюсь.
Директор пристально посмотрел на Данилу.
– Я боюсь, - сказал директор.
– Вы?
– тут уже Данил посмотрел на него, - вы-то что?
– Ну как что? А если все так, как ты? Представляешь, что в школе будет? Ты не встанешь, потом весь класс не встанет. Потом вся школа. И начнётся. Сначала ты сядешь, потом Игорь Александрович сядет, потом я сяду. Ты-то станешь мучеником за идею, напишешь в Интернет свой. А я что? Меня как директора куда? На Лубянку? Ты знаешь, что такое Лубянка? Рассказывали вам на истории?
– Рассказывали.
– Ну вот. Мы там с тобой и встретимся. Только ты - добровольно. А я - принудительно. У тебя девочка есть?
Данил молчал.
– И что - она тоже... такая же?
Данил молчал.
– Ну вот. Что же, ты будешь революцию делать, а она с тобой по колониям мотаться?
Данил молчал. Оппозиция. Революция. Колония. Теперь это были другие слова.
Оля.... Про Олю он не подумал. Что мать будет переживать - это понятно. Но Оля. Оля - это другое.
– У тебя вроде отца нет? Одна мать?
– спросил директор.
– А какое это имеет значение?
– А что с отцом?
– Умер.
– Пил?
– Нет.
– А мать где работает?
– В журнале написано.
– Можешь и не говорить. Без тебя всё знаю. Денег у тебя немного, живёте одни. Помогать некому. Всё знаю и так. И без журнала. Тебе твои друзья не помогут. Никто им не помог, когда...
– директор не договорил.
Но Данил понял - что "когда"... Сам про это шёпотом говорил Диме.
– Иди, Данил, погуляй, подумай. Но чтобы больше не выкидывал этих штук, понял?
Данил встал.
– А знаешь, что смешно, - сказал вдруг директор, - я, когда в Афгане работал, то у них так было. Пятьдесят человек в классе сидят. Но мимо рядов ходит надзиратель с хлыстом. И если кто из них голову поднимет - он его этим хлыстом и лупит. Вот такой порядок. Такое государство. У вас ещё ничего.
Данил ничего не ответил и вышел.
У кабинета уже стояли одноклассники. И среди них Олег.
– Ну что?
– спросили все.
– Ничего.
– Родителей вызовут?
– Нет, ничего не будет.
Данил попытался протиснуться сквозь толпу парней.
Все расступились, кроме Олега.
– Ты что, идиот?
– сказал он в спину.
– Нам экзамены сдавать. Ты нам уроки срываешь. Не дай бог у меня балы будут низкие. Отец сказал - грохнет.
Данил остановился. Олег смотрел прямо на него. Казалось, он его ударит. Но он отступил.
Пятница
(Артём)
По пятницам Артём в школу не ходил. В пятницу и в выходные много работы - и Артём сидел безвылазно в шиномонтаже.
Данил зашёл вместо школы к нему.
– Ты чё не в школе?
– спросил Артём.
Данил махнул рукой. Рассказывать про всё не хотелось.
– Может, покурим?
– спросил он.
– Пойдём.
Шиномонтаж, где работал Артём, был в самой плохой части района. На окраине - около железнодорожных путей. Обычно там никто никогда не гулял. Иногда оттуда слышался лай собак и ругань. Все - и люди, и звери - выясняли отношения именно там. Шум поездов заглушал всё - и можно было устраивать драки и не бояться, что кто-то увидит или услышит.
Отец рассказывал Даниле, как в 90-е годы здесь собирались компании и делили территорию района. И как отец Олега именно тогда и именно здесь забрал себе одну из качалок, принадлежавших кому-то другому. Как именно забрал - отец не рассказывал. Но было и так понятно. И Данил, когда бывал здесь, с опаской смотрел на холм перед железнодорожной линией - где можно было зарыть всё, что угодно.
– Слушай, - сказал Данил, когда Артём закурил, - у тебя квартиры свободной нет на выходные?
– А тебе зачем?
– Надо.
– Для Оли?
– Да.
– Для Оли нет. Ей же нормальную надо.
– Наверное.
– Нормальной нет. Развал только. Бомжатники. С девкой зависнуть можно. С Олей - нет. Ты сними на сутки. Мы снимаем с парнями, если надо затусить с нормальными девчонками.
– А сколько это?
– Рубля два.
Два рубля - это значит, две тысячи. Артём почему-то говорил только так. Точно принижая важность такой большой суммы.
– А где я возьму? У меня нет.
– А мать?
– А что я скажу? Да и не хочу я у матери.
– Одолжи у нас. Четыре смены - и отдашь.
Данил смотрел на ров - какой-то мужик, хромая, переходил пути. Грязный весь, лохматый. Или бомж, или пьяный просто.
– Слушай, а тебя устраивает вот так?
– спросил Данил.
– Как - так?
– не понял Артём.
– Ну вот так. Целый день работаешь. Не учишься толком.
– Ну что делать.
– А что, родители не помогают что ли?
– Ну ты чё, не знаешь?
Данил знал, конечно. Все знали. Артём был приёмный. Льготник, как его называли в школе. Поэтому не мог ничего просить. Его и в десятый класс взяли, потому что льготник.