Оправдание Острова
Шрифт:
Готовилась ли эта война? В привычном смысле слова – нет. Понятно, что князь Евфимий нашел свою родословную не в дупле, и для чего-то она ему была нужна. Но собирался ли он воевать? Определенно нет: у него и войска-то не было. Хотел, возможно, повысить свой статус. Не думал воевать и князь Прокл, и даже князь Фрол не думал. Эта мысль пришла Фролу в голову лишь тогда, когда вокруг него стали собираться вооруженные люди, еще вчера бывшие земледельцами, ремесленниками, моряками.
Что заставило этих людей бросить свое благополучие, сменить спокойную жизнь на тягчайшие муки и в конце концов прийти к полному ее разрушению? Идея
Внезапный диссонанс, негромкий, как звук лопнувшей струны, объединил всех в общем действии. В этом ли звуке было дело? И да, и нет. Бывало, что лопались все струны, и этого никто не слышал. Отчего же услышали сейчас?
Военные действия открыл светлейший князь Константин. В лето сорок первое своего княжения он двинул войско на южную часть Острова, но войной это не называл, поскольку весь Остров считал своей вотчиной. И навстречу войску, держа руку на наперсном кресте, вышел епископ Феофан.
Сказал:
Именем Господа нашего Иисуса Христа, на крестном древе распятого, запрещаю вам дальнейшее движение, ибо надеюсь на сохранение мира.
Подобно тебе, владыка, возразил князь Константин, я тоже на это надеюсь, и оттого привел войско в движение. В княжестве моем – измена, так что же ты возбраняешь мне вырвать ее корень в лице предавшего нас князя Фрола? Кроме Фрола, заверяю тебя, никто мне не нужен, но, пока он не схвачен, Остров наш будут сотрясать перевороты и войны.
Епископ же, настаивая на своем, ответил:
Вырывая один корень, ты повредишь много других корней, ведь разве ты, светлейший князь, не видишь, что они сплелись? И вот тебе мое последнее слово: сначала убей меня, а уж потом действуй по своей воле.
Всадник сверху вниз смотрел на Феофана, который стоял на земле, и взгляд светлейшего был мутен от гнева. Он тронул поводья, но Феофан вцепился в стремя, и его повлекло вслед за лошадью. Ноги его скользили по земле, он же не выпускал стремени, и в глазах видевших это стояли слёзы. И когда Константин пустил лошадь галопом, Феофан полетел под копыта, но ангельским вмешательством остался невредим.
Князь Константин, отъехав, остановился. Он не велел убивать епископа Феофана, а приказал его обойти. И объезжали воины Феофана, и стоял он, как коряга на отмели, обтекаемая стремительным потоком. Он и был похож на корягу – с раскинутыми старческими руками, неподвижен, взъерошен, нем.
Войско давно уже было за его спиной, и даже поднятая идущими пыль успела осесть, а Феофан оставался недвижим. Он молился о своем народе, сосредоточив в молитве все бывшие у него силы. И так велико было напряжение его духа, что иногда ему казалось, будто он взлетает. Когда же епископ понял, что это ему не кажется, он остановил молитву, поскольку не желал потерять почву под ногами. Говорят также, что Феофану, когда он оторвался от земли, явился ангел, спасший его от копыт лошади.
Ангел сказал:
Молитва твоя, о священная главо, бессильна против грехов людей твоих. Желание войны не есть по отношению к ним нечто внешнее, оно рождено в сердце каждого из них.
Как же можно желать боли и смерти, хотел было спросить Феофан, но печальное лицо ангела стало ему ответом до вопроса.
Войско Константина шло, не встречая сопротивления и вообще никого не встречая. Обретались лишь пустые деревни, из которых жители, зная суровый нрав князя, бежали. Константин же, не встреченный подданными, впал в ярость и велел жечь их дома, полагая, что бежавшие примкнули к князю Фролу. На деле же это было не так, и к Фролу они примкнули после того, как лишились домов, оттого что возвращаться им было некуда. И, очерствев сердцем, стали они самыми ожесточенными из воинов Фрола, поскольку одно зло влечет за собой другое.
Продолжая продвигаться на юг, в лето сорок третье княжения Константина войско его углубилось в Лес. Известно ведь, что лесные дебри в этой местности густы и труднопроходимы, и нет там больших дорог, но только узкие тропы. Долгое время войско двигалось вперед, растянувшись на несколько поприщ, пока не остановилось перед множеством наваленных на тропе стволов деревьев. Когда же идущие впереди спешились, чтобы растащить стволы, то внезапно слева и справа в них полетели тучи стрел, и Константин понял, что попал в ловушку.
Войско его не могло даже отступить, потому что на передних наседали задние, не знавшие еще о засаде. Случившееся, однако, вскоре стало явно и им, так как стрелы полетели и в них, и в ехавших рядом, и во всё растянувшееся войско Константина. Стреляли с деревьев, из-за кустов и поваленных стволов. Острия стрел были пропитаны соком ядовитых трав, отчего даже легкая рана неизбежно влекла за собой смерть. Стрелявшие же были неуязвимы.
И войско Константина стало отступать туда, где деревья казались реже и откуда не летели стрелы. Часть воинов прикрывала это отступление, основное же войско устремилось в редевший Лес, и этому никто не препятствовал. Вскоре за деревьями показался луг, и Константин приказал всем двигаться туда, чтобы развернуться в боевой порядок.
Когда же всадники въехали в высокую траву, под копытами лошадей зачавкала вода, а луг оказался болотом. Теснимые людьми Фрола, они не могли уже вернуться на тропу и продолжали движение вперед, поскольку вода казалась им неглубокой. Говорят, что там были мелкие места и имелись пути для спасения, если идти ощупью, но войско Константина гнал страх. Лошади стали соскальзывать в топь, увлекая за собой всадников. Ноги, скованные трясиной, не могли избавиться от стремян.
И стоял стон ужаса, ведь трясина засасывает, как живое существо, и многим это напоминало адскую муку. Грязь медленно смыкалась над кричащими, и крик превращался в пузыри. Люди же Фрола стояли на сухих местах и расстреливали спасшихся, за что позднее епископом Феофаном были лишены причастия на двадцать девять лет.
Те из Константинова войска, кому удалось выжить, проблуждав несколько недель по Лесу, вернулись домой без сил и, добавлю, без всякого желания воевать. Так Остров оказался окончательно разделенным на две части, и Югом теперь правил князь Фрол.
Придя к власти, Фрол стал укреплять вокруг Крепости вал, ибо в отсутствие войн земля с него осыпалась, а на вершине выросли деревья. С Большой земли, называемой Континентом, князь призвал также людей, сведущих в военном искусстве, и поручил им свое войско. Он понимал, что война способна возобновиться, поскольку был одним из тех, кто желал ее возобновить.