Опричник. Том 2
Шрифт:
— Да уж, помню, — скривился Евтихов. — А чем эта история закончилась-то, кстати говоря? Ну, выяснили, на кого эти молодчики работали и чего вынюхивали?
— Андре-ей Вячесла-авович, — с совершенно непередаваемыми интонациями протянул майор Рогов, тогда как Гдовицкой просто молча и не мигая уставился на начальника охранного отделения.
— Ну да, ну да, — с деланным вздохом покивал Толстый. — Секретность, конечно, она такая… секретность. Ладно, пойду и я своих людей обойду. Ради вящего спокойствия, так сказать.
Командир охраняющих базу наёмников встал из-за стола и, коротко кивнув Гдовицкому и Рогову, в свою очередь покинул БИЦ.
Дождавшись, пока за Евтиховым закроется дверь, Гдовицкой развернул глушащий звуки эфирный купол и повернулся к своему
— Не тянись, Евгений, не на плацу, — махнул рукой Самурай и, дождавшись, пока подчинённый вернётся на рабочее место, кивнул: — Докладывай.
— Колонна доставлена вторым маршрутом. Без эксцессов и неожиданностей, — проговорил Рябов. — Бокс, где они находятся, полностью заглушен. Передача данных в любом виде из-под купола невозможна… разве что сбежит какой удалец, но выхода там только два, плюс вентиляция. Всё заминировано и усыпано датчиками контроля. Так что, беглец рискует пораскинуть мозгами на втором шаге за периметр бокса.
— Хо-р-ошо… — Гдовицкой повернулся к Рогову. — Господин майор, там действительно такая надёжная защита? Беглец, ладно. Помрёт Максим, и хрен с ним. А как насчёт атаки снаружи?
— Подрыв тоннеля, ведущего в бокс, можно произвести на всём его протяжении дистанционно, а другого пути извне базы там нет. Но, вообще-то, основная защита строится на скрытности, — кивнул Георгий. — Мы над ней неделю корпели. Блок полностью закрыт от любых средств эфирного контроля, так что даже само наличие пустоты в горном массиве может определить лишь тот, кто её создал. Или ярый Тверди, но только при целенаправленном, осознанном поиске в конкретном месте. При этом светиться в Эфире такой поисковик будет на десяток вёрст вокруг.
— А такую засветку наш СЭП «увидит» моментально, — согласно протянул Гдовицкой и, устало потерев ладонями лицо, тяжело вздохнул. — Что ж, будем считать, вы меня успокоили. Женя, сдавай пост сменщику. У нас есть часов восемь-девять до атаки и… начала операции.
Позади первый день свадьбы с его долгим, изрядно всполошившим души участников таинством венчания, проходившим под суровыми и сочувствующими, взыскующими и ободряющими ликами икон и фресок Елоховского собора, и не в пример ему, мгновенно пролетевшей, насквозь официальной и лишённой хоть какого-то налёта сакральности, регистрацией брака в Геральдической палате, по завершении которой собравшаяся на праздник молодёжь умчалась в сокольнический дом жениха, где и гуляла чуть не до самого утра, ничуть не скучая по отсутствующим виновникам праздника.
Прошёл второй день, с его подъёмом стяга боярского рода Николаевых-Скуратовых в Бархатном зале Кремлёвского дворца, литургией в Архангельском соборе и принесением роты государю от имени новоявленного опричного боярского рода. Миновал застольный вечер в Сокольниках в компании самых близких, а потом бы утренний визит к тестю, плавно перешедший в полный официоза и чопорности большой приём, устроенный боярином Бестужевым в его помпезном московском особняке.
Приём, пропустить который не позволили бы себе ни именитые вотчинники, ни служилые, ни опричники. Были здесь представители научного мира и сановники иностранных посольств, известные заводчики и купцы, банкиры и генералы, как военные, так и статские… Да проще сказать, кого нельзя было увидеть на этом приёме скользящим по большому двусветному бальному залу от одной группы гостей к другой.
А не было здесь пустых светских львов и львиц с вечно вьющимся вокруг них облаком богемных друзей-приятельниц. Впрочем, обижены отсутствием приглашений на этот приём они не были вовсе. Скучное место, скучные разговоры… гарантированное отсутствие скандалов и хоть каких-нибудь поводов для сплетен — всё это отвращало скучающих ленивцев, мнящих себя
Хватало на приёме и иностранцев, что неудивительно, учитывая место службы хозяина дома. Всё же окольничий — это далеко не последнее лицо в иерархии Посольского приказа. Не первое, конечно, но чин серьёзный, третий класс по Табели о рангах. К такому сановнику и полномочным послам сильнейших держав на пир прийти не зазорно. И ведь пришли. От Голландии прибыл глава московского посольского дома лично, французы явились целой делегацией, расфранченные и блистающие наградами, словно новогодние ёлки, а Кукуй расщедрился, прислав аж личного поверенного рейхсканцлера в России. Экселенц фон Штауфенберг, как и его голландский коллега Рамзи, прибыл в одиночестве, но если невысокий улыбчивый крепыш, завёрнутый в тартан и тем самым демонстративно подчёркивающий своё происхождение из горной Альбы [7] , брал своё чудовищной харизмой и весёлым настроем, успевая похохотать в одной компании, и тут же заставить смеяться другую над рассказанным им анекдотом, заменял собой целый взвод посольских чиновников, то германский ярый производил совершенно другое впечатление. Высокий и сухопарый, наряженный в официальный чёрный фрак без положенных его статусу наград, но с одиноким крестом на шёлковом галстуке и алой ленточкой знака Чести на лацкане, экселенц фон Штауфенберг был похож на тяжёлый линкор. Медлительный, невозмутимый и совершенно непрошибаемый, в какой компании бы он не появился, моментально становился если не центром её, то весьма значимой частью. Ну… не удивительно вообще-то. Игнорировать тяжёлый линкор на своём рейде будет только полный идиот. А таковых среди гостей не было… Или почти не было.
7
Альба — иначе, королевство Шотландское, вошедшее в унию с Голландским королевством, когда-то силой взяло под свою руку Англию и Уэльс.
Польская магнатерия отличилась как всегда. В извечной панской спеси, посольство Речи Посполитой не нашло ничего лучшего, чем прислать на приём к Бестужевым своего третьего секретаря с таким постно-унылым лицом, что даже не нужно было видеть колоратку на его шее, чтобы уверенно назвать её носителя ксёндзом. Сопровождал же католического сановника не менее «занимательный» персонаж. Молодой надменный лейтенант в форме польского гусара был бы абсолютно непримечательной частью здешнего «пейзажа», если бы не его чересчур явные попытки отыскать кого-то в толпе гостей и абсолютно наплевательское отношение к бубнёжу своего спутника.
А кто ищет, тот всегда найдёт…
— Кирилл Николаев? — остановившись на пути молодого человека, польский лейтенант сложил руки на груди и уставился на юношу.
— Боярин Николаев-Скуратов, — окинув взглядом надменного шляхтича, отозвался тот, коротко кивнув. — С кем имею честь?
— Не тебе, выскочке, говорить о чести, — скривился лейтенант, но тут же зло усмехнулся. — Моё имя Анджей Збаражский, шляхтич герба Корибут. Сим по решению моего князя я объявляю тебе, боярин русский, войну.
А в следующую секунду на зеркальный паркет прямо у ног Кирилла упала белая лайковая перчатка. Молодой боярин невозмутимо глянул на лежащий перед ним предмет чужого гардероба и, вздохнув, посмотрел в глаза Збаражскому.
— Пафосно, — в полной тишине, воцарившейся в зале, проговорил он. — Ну да, вы по-другому не умеете. Что ж, можете передать вашему князю, я его услышал… и непременно учту его великодушное предупреждение в своих дальнейших действиях. Вы свободны, шляхтич…
Взбешённый не столько даже словами, сколько тоном собеседника, гусар вскинулся было, но… упавшая на его плечо и сжавшая золочёный эполет, рука внезапно оказавшегося рядом ксёндза привела лейтенанта в чувство. Тот задавил рвущуюся из груди ярость, глубоко вздохнул и, глянув на часы, приторно вежливо улыбнулся противнику.