Опрокинутый рейд
Шрифт:
— К нам она от наштавойск Внутрфронта. Константин Степанович сказал: «Умри, но прежде доставь». Ты его знаешь.
— Знаю, — ответил Седякин.
В том, как Седякин относился к Еремееву, всегда было что-то по-особому уважительное. Сказывалась, конечно, разница в возрасте: двадцать шесть лет и сорок пять. Почти вдвое. Но различались они и всем опытом жизни. Тюрьма, ссылка, подполье, эмиграция… Еремеев через все это прошел. На долю Седякина ничего из подобных испытаний не выпало. Да и членом партии Еремеев был с 1896 года! Седякину в том году еще не исполнилось и четырех лет. Ну а то, что, имея всего три класса образования,
Личное бесстрашие? Доказано в перестрелках с бандитами, рукопашными схватками на фронте.
Били, повешен. Не мог уйти, пока не уничтожит шифры.
— Где телеграмма?
Степанов достал ее из нагрудного кармана.
Седякин начал читать:
«Комукрайон… боевая. Вольск 12/9 1919 скоба телеграмма точка кавычки Командособгруппы Шорину…»
Седякин отметил про себя: все правильно, есть и секретное слово — «скоба», установленное штабом войск Внутрфронта на сутки 12 сентября, чтобы опознать, не фальшивка ли. Стал читать дальше:
«Тамбов Елец были снабжены гарнизонами и после малого сопротивления уступили эти города коннице в составе 2 скоба 3 тысячи точка Явление это объясняется опасной нераспорядительностью местных начальников и неумением войск вести борьбу внутри города точка Не только слабая конница ной более многочисленная пехота овладеть городом в такое короткое время не может точка Необходимо иметь в виду что неприятельское командование с его явно выраженными буржуазными наклонностями на разрушение города артиллерией никогда не решится и не имеет для этого достаточно артиллерии точка Посему уличный бой если только к нему запятая заранее подготовились обещает полный успех точка Необходимо во всех укрепленных и обороняемых городах давать им небольшие гарнизоны из отборных войск и партий местных коммунистов точка Должны разбиваться на кварталы с ответственными лицами за их оборону точка Широко надо применять завалы улиц всяким материалом разбирая для сего мостовые нагромождая мебель точка Необходимо фланкирующих домах устанавливать пулемет соответствующих местах применять стрельбу с чердаков и вообще этажей точка Наступлением темноты делать вылазки тыл прорвавшимся вдоль некоторых улиц войскам противника точка Все правила такого боя изложены в полевом уставе плана действий точка Тогда не будут повторяться случаи имеющие место Тамбове Козлове Ельце точка № 9624 запятая Оп Подписал Команд Прюж Егорьев ЧРС Серебряков Верно дежурная журналистка Каменск точка № 340 вну Наштавойск Внутрфронта, Сапожников…»
Седякин едва не застонал:
— Поздно! Уже вышли из города! Но здесь-то мы будем стоять. Вцепимся в каждый дом. Это нам его завещание. Не удержимся, отойдем на Рамонь. Но и там для них все повторится.
— Вот еще что я должен тебе передать, — Степанов хмуро смотрел мимо него. — Главные силы Мамонтова стоят сейчас в Рождественской Хаве. В ней сам он, его штаб, около двух тысяч сабель. С какой целью он там их до сих пор держит, почему не ведет на Воронеж, неизвестно. В этом есть, видимо, какой-то его расчет. Но если он их бросит на город, ты должен выстоять. Любой ценой. Чернавский мост
— вот что нельзя отдать. Нашим там, в городе, это будет удар в спину.
— Для
«Эх, Константин Степанович! — про себя воскликнул Седякин. — Потому и штаб твой разгромили, и сам потому ты погиб, что наши части из города перед этим снял. Эх, Константин Степанович!»
Удивительно переплетались в ту ночь события. В три часа Мамонтова разбудил денщик:
— Константин Константинович! Ваше превосходительство! Вас срочно просит Артемий Петрович.
— Кто? — Попов. — А-а…
Мамонтов накинул на плечи стеганый шелковый халат, вышел из спальни в кабинет. Недовольно спросил:
— Что там у вас?
Попов стоял по стойке «смирно»:
— Радио в наш адрес.
— Радио? И откуда на нас это лихо свалилось?
— Несколько часов назад был захвачен радиотелеграф.
— И там оно нашлось? Давайте.
— Одну минутку, Константин Константинович. Радиотелеграф захватил конный отряд. Командовал им мальчишка, молокосос. Захватил вместе с техниками. Тут же приказал установить связь.
— Давайте, — повторил Мамонтов. — Зачем мне все это знать? Попов подал ему листок. Под строчками цифр на нем были написаны слова расшифровки.
— Оперативная, — прочитал Мамонтов вслух. — Приказываю всеми наличными силами немедленно нанести удар в направлении Старый Оскол точка Деникин… Что-о?
Он почти вплотную подступил к Попову.
— Константин Константинович, — торопливо стал объяснять тот.
— Мальчишка этот — дурак. Хорунжий. Фамилия Дежкин, Шестьдесят третьего полка, родственник какой-то поклонницы Богаевского. В корпусе по его личной протекции. Порученец полкового адъютанта. По собственной инициативе сколотил отряд конных разведчиков: «Другие не желают идти на Воронеж, а мы пойдем». Идиот, я же говорю.
— Но с кем! — Мамонтов держался за сердце. — Если бы хотя со штабом Донской армии! Он, скотина, связался со ставкой! Самовольно! За нашими спинами! Умысел?
— Я узнавал. Пугал техников наганом, орал. Требовал, чтобы связь дали немедленно. Иначе всех перестреляет. Они со страха, от бестолковщины связали с кем ни пришлось. Да, может, он и вообще требовал неизвестно чего. Повторяю: дурак, маменькин сынок.
— И в ставке поверили? У него, что же, был шифр? Вы мне правду. Кто ему его дал?
— Шифра не было. Бухнул открытым текстом: «Я — корпус Мамонтова. Занял Воронеж. Жду указаний». Думал, выходит в герои. Сосунок. Из гимназистов.
— Не верю, — проговорил Мамонтов. — В ставке не олухи. Дать радио в белый свет как в копеечку? Это красные нам ответили. Радиоигра.
— А чем они рисковали? Ответ-то давали шифром. Поймут — значит, свои. Нет — чужие.
Мамонтов тяжело опустился на стул:
— И шифр точно наш?
— «Аполлон»! Шифр сложнейший. Для связи только при чрезвычайных обстоятельствах. Тут-то все точно.
— Где сейчас этот хорунжий?
— Сидит в коридоре. Тридцать пять верст отмахал одним духом. В такой тьме. Ждет вашего ответа. И награды, конечно.
— Я ему покажу награду, — процедил Мамонтов. — На кол его, подлеца. Смолу в глотку. Идите. И чтобы он никуда не сбежал.
Мамонтов тут же послал за Сизовым. Пока за ним ходили, умылся, переоделся в мундир.
Сизов пришел быстро, поскольку спать вообще еще не ложился, с самого вечера играл в карты. Был слегка пьян, в кабинет Мамонтова ступил с улыбкой. В игре ему сегодня везло. И так, что давно следовало остановиться. Он пытался, партнеры возражали. Вызов к командиру корпуса явился подарком судьбы.