Оптимисты
Шрифт:
— Вы курили сигарету дяди Рона, — прошептала Клэр, — ты с Фрэнки.
— Я об этом и не знала — удивилась Лора, — Надеюсь, ты, голубушка, их остановила.
— А Фрэнки все еще курит? — спросил Клем.
— Мне кажется, она только за этим и из кровати утром вылезает, — сказала Лора.
— Жить не может без сигарет, значит?
— Единственное, чем она упорно занимается.
— А теперь еще и Рэй.
— Я стараюсь найти в нем хорошие качества, в этом Рэе, — сказала Лора. — В воскресенье вы их обоих увидите.
— А свадьба?
— Двадцать четвертого сентября. Хотя не представляю, как это удастся, — приглашения до сих пор еще не разослали. В церкви пусто будет.
— Мы-то уж
— И отец ваш, надеюсь, — кивнула Лора. — Может, позвонишь ему сегодня вечером?
— Позвоню.
— Телефоны-то у них там есть, я надеюсь?
— Есть один.
— А на выходные их отпускают?
— Не уверен.
— Но на свадьбу-то должны?
— Наверное.
— Надеюсь, что на свадьбу можно, — с гримасой сказала Лора. — Свадьбы не каждый день бывают.
Они допили чай и выплеснули остатки заварки в траву. Опираясь на палку и раскачавшись, Лора поднялась на ноги. Договорились встретиться за ужином. В семь часов годится? Хорошо поужинаем, пообещала она Клему и Клэр, выпьем бутылочку, поболтаем. Кеннет подхватил авоську с термосом и чашками. Пожав двоюродному брату руку, Клем поблагодарил его за помощь. Проводив их до двери, он смотрел, как они уходят по тропинке, потом, глубоко вздохнув, вернулся в сад.
— Хочешь экскурсию? — спросил он.
Последовала пауза секунды на три, потом она пошла за ним в дом.
— Гостиная, — сказал он, неожиданно замечая убогий вид комнаты.
Она смотрела на ковер, на черный проем камина. Он показал ей кухню — маленькую продолговатую пристройку в задней части дома.
— Конфорки точно работают, — сказал он, — Духовку я бы не стал пока пробовать.
На втором этаже они прошли из маленькой спальни в большую, потом опять в маленькую, где стены были оклеены выцветшими обоями с белокурыми мальчиками, направляющими сквозь голубые облака маленькие аэропланы. Кроме кроватей в спальнях стояли выкрашенные белой краской сосновые тумбочки.
— Тебе эта больше нравится? — спросил он.
Клэр подошла к широко открытому окну. Из него открывался вид на сад, дальше — на поля, полоску леса, бурые после продолжительной засухи холмы Мендип-хилл.
— В «Итаке» была одна женщина, — сказала она, — Мэри Рэнделл.
Клем ждал продолжения рассказа. Когда его не последовало, он спросил, дружили ли они с этой женщиной.
— Она сбежала, — сказала Клэр. — Пыталась уплыть в Данию.
— Что?
— Я слышала, как толстая повариха об этом говорила. Это у них было такое специальное выражение.
— Про тех, кто сбежал?
— Про тех, кто утопился.
— Ох, Клэр…
— Когда я открывала окно ветреной ночью, слышно было, как шумит море.
— Ну, здесь-то ты его не услышишь.
— Трава похожа на море.
— Но это не море.
— Ты не понимаешь, — поворачиваясь к нему, сказала она.
— Не понимаю?
— Я люблю море. И Мэри тоже любила.
— Клэр?
— Что?
— Ты комнату выбрала?
— Пусть свет остается гореть на ночь. И на лестнице тоже. И в ванной.
— Хорошо, везде останется.
— Какой кошмар.
— Мы можем уехать, если хочешь, — сказал он.
Она покачала головой и опять отвернулась к окну.
— Что я хочу, — сказала она, — так это поверить, что в конце всего этого что-то есть. Что-то лучшее.
— Ты еще в это не веришь?
— А как я могу?
— Тогда я буду верить в это за тебя, — сказал он, — Пока ты сама опять не сможешь.
В семь часов они отправились; Клем нес букет сорванных в саду желтых роз, Клэр держала его за руку.
— Тебе будет гораздо лучше видно, если ты снимешь очки, — посоветовал он; но она ничего не ответила.
По обе стороны
Пес Лоры, большой круглоголовый ретривер, поджидал их на дорожке у дома. Гавкнув один раз, он затрусил к ним, виляя хвостом. Клем погладил его по голове. На веранде горел фонарь. Они проследовали за собакой в дом и пошли вдоль коридора с почерневшими от старости деревянными панелями. Этот дом был построен в 1700-е годы, а вообще жилье стояло на этом месте еще со времен Вильгельма Завоевателя.
Лора и Кеннет были на кухне.
— А вот и они, — воскликнула Лора. — А розы какие замечательные! Наверное, бедняга Алан сажал.
На кухне пахло рыбным пирогом, работало радио; пес свернулся в углу на половике и мгновенно уснул.
Клем и Клэр присели на скамью у кухонного стола. Лора налила им белого вина — большой стакан Клему, поменьше — Клэр. На стене, рядом с кухонной дверью, проведены были цветными чернилами линии и подписаны даты (он разобрал только одну — июнь 65-го) — это Рон отмечал, как растут дети. С комичной важностью он ставил их по очереди спиной к стене, прикладывал к макушке ручку, делал отметку и потом замерял от пола одним из портновских сантиметров Лоры. Клем дотронулся до запястья Клэр, указал на самую высокую красную черту, похожую на отметку наводнения на мостовом пролете.
— Это ты, — сказал он, — Самая высокая.
Кеннет поставил на стол пирог. Клем допил вино, и Лора достала из холодильника новую бутылку. Харвуды никогда не скупились на выпивку. Вино, коньяк, во времена Рона — изрядное количество бомбейского джина. В Бристоле было не так. У них пили немного пива за воскресным обедом, чуть-чуть виски, если был повод для праздника. Семейство Гласс жило скромнее, чем могло бы позволить себе по средствам, занимая место где-то посередине нижнего-среднего класса — самое низшее положение в социальной иерархии, куда Нора — юрист замужем за инженером — могла их вклинить [38] ; это было политическое решение. Харвуды же, чье финансовое благополучие длилось, насколько Клему было известно, не более, а может, и менее десятка лет, выбрали по-другому и жили, как мелкопоместные дворяне. В первый год средней школы Клем узнал о плебеях и патрициях Древнего Рима. Харвуды, несомненно, были патрициями, и проявлялось это не столько в отпусках, проведенных на острове Корфу, и угольно-черном «мерседесе» Рона, а в свободе их манер, происходящей, казалось, из полного отсутствия забот о вещах, которые заботили остальных, заботили Нору. Все в Бристоле: домашняя работа, время ложиться спать, деньги на карманные расходы — все определялось исходя из принципа. Жизнь базировалась на сложном переплетении моральных устоев. Серьезный подход воспринимался как должное. Все больше слепнувшая с каждой неделей Нора читала им нотации о ясном, лишенном иллюзий взгляде на вещи, о четкости мышления, необходимой, чтобы мысль обратилась на службу людям. Харвуды же устраивали вечеринки в саду и ездили на скачки в Челтенхам. Отъявленные атеисты, они пару раз в год посещали аббатство и принимали участие в замысловатых ритуалах с кадилом и пеплом. Они курили за столом и могли улечься соснуть после обеда, если им этого хотелось. Естественно, они голосовали за тори; Нора этого, должно быть, очень стыдилась — ее сестра в одной упряжке с помещиками, боссами, барами. Случись одной из их собак громко пукнуть, они покатывались со смеху.
38
К нижнему-среднему классу относят низших служащих и квалифицированных рабочих