Опускается ночь
Шрифт:
– Это вовсе не ерунда, – спокойно возражает жене Леандро. – У нее так мало того, что она может назвать своим.
– Что ж, прекрасно, – продолжает Марчи, пропустив это мимо ушей. – Давайте же, пробуйте. Тут сахар, если хотите, но мне кажется, что лучше так. – Она подмигивает Пипу, и он следует ее совету.
Пип переоделся в чистую рубашку, жилетку и льняной пиджак песочного цвета, но его костюм кажется здесь неуместным. Он похож на школьника, наспех принарядившегося перед выходом в город и важно держащего себя по такому случаю. Словно поняв это, Пип со смущенным видом сидит на краешке стула. Клэр подносит к губам напиток.
– Очень
На вид ему лет пятьдесят, у него роскошные, седые, стального цвета волосы, зачесанные назад с висков и высокого, благородно очерченного лба. Его нельзя назвать красавцем, но все же он хорош собой. Его лицо не лишено значительности, даже определенной скульптурной выразительности, – подбородок, нос, брови. Кожа гладкая, приятного бронзового оттенка, словно хорошо выдубленная. По обеим сторонам рта залегают глубокие складки, под глазами – мешки, а сами глаза такие черные, что зрачки почти не выделяются на фоне радужки и оттого кажутся огромными. Возможно, именно это делает спокойное выражение его лица теплым и дружеским. Он не очень высок, намного ниже Бойда; у него сильные квадратные плечи и могучая грудная клетка, под рубашкой уже намечается небольшое брюшко – свидетельство хорошей жизни. Он сидит, откинувшись на спинку стула, и держит маленький бокал амарены с неожиданным изяществом. Он наблюдателен, но без дерзости, и элегантен.
Перехватывая брошенный украдкой взгляд Клэр, он улыбается.
– Если что-то может скрасить ваше пребывание у нас, миссис Кингсли, только скажите, – учтиво произносит он.
– Конечно, если это не музыка, магазины, кино или поход в казино – в этом случае вам не повезло! – объявляет Марчи.
– Марчи, cara [3] , не стоит говорить так, словно в Джое вовсе нет способов развлечься. У нас есть прекрасный театр… вы любите театр, миссис Кингсли?
– О да, очень. И Пип – тоже. Он показал себя прекрасным актером.
3
Дорогая (ит.).
– Это правда, Филипп? – Марчи тянется через стол и сжимает его предплечье, устремив на Пипа пристальный взгляд.
– Да, я… – Голос его не слушается, и он вынужден откашляться. – В прошлом семестре я играл в пьесе, говорили, что я неплохо справился, я был Ариэлем в «Буре».
– Ты в самом деле играл блистательно, – говорит Клэр.
– Но я же актриса, вы этого не знали? Вернее, была в Нью-Йорке. Здесь это никому не нужно. Но как же я люблю театр! Люблю играть… Это что-то в крови, зов, на который нельзя не откликнуться. Ты это чувствуешь, Филипп? Игра заставляет твое сердце биться сильнее?
– Ну, я… я, конечно, хотел бы попробовать себя еще в какой-нибудь пьесе, – говорит он. – Но ведь это же нельзя сделать своей профессией?
Сейчас устами юноши заговорил Бойд, и Клэр охватывает тоскливое чувство. Пип воспарял на сцене. Она это видела.
– Почему нет? Я сделала.
– Пип хорошо учится. Он пойдет в Оксфорд, а затем в парламент, – вступает в разговор Бойд. Он делает глоток и слегка кривит губы.
– Добавь сахару, если для тебя слишком кисло, – предлагает Леандро, передавая ему сахарницу.
– Ничего подобного. Мой отец готовил меня к юридическому поприщу, но у меня не было для этого способностей. А у Пипа они есть. Глупо не воспользоваться такой удачей.
– А чего хочет сам Пип? – Марчи произносит это непринужденно, но Клэр замечает, что Бойд воспринимает слова Марчи как вызов.
– Он еще мальчик. Он не может знать, чего хочет, – говорит он.
Марчи хлопает Пипа по плечу и весело подмигивает:
– Я с ними поработаю, не беспокойся. Разве может юриспруденция сравниться с аплодисментами?
К немалому облегчению Клэр, Бойд ничего не отвечает.
Ужин состоит из множества блюд. Некоторые подаются одновременно, другие с небольшими паузами. Свежие белые сыры, разные виды хлеба, овощи, приправленные лимонным соком и оливковым маслом, паста с брокколи, рулеты из телятины, свежайшая фокачча, источающая оливковое масло и аромат розмарина. Пип ест так, словно в течение нескольких дней у него не было во рту и маковой росинки, но даже он в конце концов сдается. Он беспокойно ерзает на стуле, и тут Леандро внезапно начинает смеяться низким басистым смехом:
– Филипп, я должен был тебя предупредить. Извини. В этом доме еду будут приносить до тех пор, пока ты опорожняешь тарелку.
После стакана вина Пип уже не выглядит таким скованным.
– Кажется, мне здесь очень понравится, – говорит он, и Леандро вновь смеется.
– Может, стоит прогуляться перед сном, осмотреть город, как раз и еда немного уляжется? – предлагает Клэр. Она тоже переела, запах свежих продуктов пробудил дремавший голод, на который она в течение нескольких дней не обращала внимания. Марчи и Леандро переглядываются. – Мне казалось, в Италии это принято. La passeggiata? [4] – спрашивает Клэр.
4
Прогулка? (ит.)
– Да, миссис Кингсли, именно так. Но здесь, на юге, мы обычно выходим на пасседжиату раньше, около шести, когда садится солнце. Я имею в виду благородных господ. В такой поздний час на улицах… в основном батраки, которые поздно возвращаются с полей. Это, конечно, не обязательное правило, но, может быть, завтра мы выберем более подходящее время для прогулки, – объясняет Леандро.
– Хорошо, – отвечает Клэр.
Леандро одобрительно кивает, словно радуясь ее сговорчивости. А Клэр про себя удивляется такому резкому разграничению людей на крестьян и аристократию, так что среднему классу, к которому в Англии принадлежат она и Бойд, просто не остается места.
После ужина Марчи предлагает Клэр вместо прогулки экскурсию по дому. Бойд и Леандро остаются за столом, они пьют терпкий анисовый ликер, который Клэр не может заставить себя даже попробовать, а Пип от него морщится. Леандро набивает и закуривает длинную трубку, сделанную из какого-то светлого дерева и слоновой кости. Ее синеватый дым поднимается в воздух, словно призрак. Пип пребывает в нерешительности. Он уже не такой маленький, чтобы следовать за женщинами, но и недостаточно взрослый, чтобы оставаться с мужчинами. Его глаза покраснели и стали сонными.