Опыт о законе народонаселения

Мальтус Томас Р.

После чувства голода самая общая и могущественная страсть – это любовь, принимая это слово в самом широком смысле. Добродетельная, облагороженная дружбой любовь, по-видимому, представляет соединение самых чистых и глубоких наслаждений, соответствующих всем потребностям сердца. Она пробуждает самые доброжелательные чувства и тем самым придает всей жизни смысл и очарование.

«Исключите из половых сношений сопровождающие их обстоятельства, – говорит Годвин, – и они станут презрительными». Точно так же можно было бы сказать: отнимите у дерева его ветви и листву, и оно лишится своей красоты.

Правильные черты, кротость, живость, впечатлительность, чувствительность, ум, воображение пленяют нас; такие качества пробуждают и питают чувство любви.

Было бы весьма ошибочно предполагать, что эта страсть ограничивается одними чувственными наслаждениями. Одним из важных условий счастья совершенно справедливо признается тот образ жизни, который каждый намечает себе и к достижению которого стремится; я уверен,

что в большинстве таких планов любовь занимает видное место наряду с удовольствиями семейной жизни и радостями, доставляемыми нам детьми. Ужин у разведенного очага и удобное помещение не могут казаться нам вполне привлекательными, если мы не связываем в своем воображении эти удобства с дорогими существами, с которыми мы желали бы разделить их.

Существуют и другие основательные причины утверждать, что страсть, о которой мы говорим, в значительной степени смягчает и облагораживает человеческое сердце, располагая его к нежным побуждениям благоволения и сострадания. Все, что нам известно о жизни диких, убеждает нас, что племена, среди которых эта страсть мало развита, являются наиболее злыми и жестокими; племена эти в то же время наиболее расположены к насилию и дурному обращению с женщинами. И действительно, если бы супружеская любовь вдруг ослабела, то, вероятно, мужчины, пользуясь превосходством силы, обратили бы женщин в рабство, как это делают дикари, или, во всяком случае, малейшее выражение нетерпения со стороны женщины, ничтожное разногласие с ней было бы достаточной причиной для разрыва. Неизбежным последствием такого положения вещей было бы ослабление родительских чувств и, как следствие этого, уменьшение забот о воспитании детей, а это не могло бы не отразиться вредно на благоденствии всего общества.

Необходимо заметить, что препятствия усиливают страсть и что она тем сильнее действует на сердце, чем труднее ее удовлетворение. Нежность, чувствительность, благородство характеров и нравов, которые могут быть внушены одной только любовью, являются чаще всего следствием испытываемых ею проволочек и затруднений. В тех странах, где нравы в этом отношении грубы, любовь угасает или обращается в низкое побуждение и перестает оказывать благотворное влияние на характер. Во всех европейских странах, благодаря тому обстоятельству, что женщины, пользуясь свободой, находятся под защитой стыдливости, эта страсть развивается с наибольшей силой и почти всюду оказывает свое благотворное влияние. Можно смело утверждать, что всюду, где эта страсть наиболее сдерживается, она наивыгоднейшим образом изменяет нравы.

Страсть эта, понимаемая в самом широком смысле, с присоединением к ней взаимной любви между родителями и детьми, представляет, несомненно, одно из могущественнейших условий счастья. Но, с другой стороны, опыт ясно доказывает нам, что та же самая страсть является источником бедствий, если она дурно направлена. Правда, в общем эти бедствия ничтожны сравнительно с благотворным влиянием добродетельной любви, но рассматриваемые безотносительно бедствия эти все-таки довольно значительны. Впрочем, налагаемые правительством наказания показывают, что страсть, о которой идет речь, не вызывает таких значительных бедствий или, во всяком случае, не причиняет такого непосредственного вреда, как нарушение прав собственности и вообще противозаконное стремление к удовлетворению желания обладать тем, что принадлежит другим. Тем не менее если при изучении этой страсти мы представим себе важные последствия ее необузданности, то почувствуем себя способными на большие жертвы, чтобы уменьшить или даже совсем заглушить ее. Но это значило бы сделать человеческую жизнь непривлекательной и бесцветной или предоставить ее на произвол дикого и неукротимого зверства. Внимательное изучение непосредственных и самых отдаленных последствий всех человеческих страстей и естественных законов доказывает нам, что при настоящем положении вещей ослабление действия любой из этих страстей может быть достигнуто не иначе, как путем причинения людям страдания, несравненно более значительного, чем то зло, которое мы желали устранить при помощи ослабления страсти. Причина этого очевидна. Страсти представляют основу как наших наслаждений, так и страданий, элементы, из которых образуются людские бедствия, счастье, добродетели и пороки. Поэтому страсти нужно направлять, а не разрушать или ослаблять.

Доктор Палей

^{ссылка 10}

справедливо утверждает, что «страсти необходимы для нашего счастья и чаще всего по своей природе ведут нас к нему. Они сильны и всеобщи; если бы они не были такими, то, быть может, не могли бы выполнить своего назначения. Но при некоторых условиях та же сила и всеобщность страстей порождает излишества и пороки, следовательно, является источником бедствий. Здесь разом открываются, с одной стороны, причина пороков, с другой – господство разума и добродетели».

Таким образом, наша добродетель должна заключаться в том, чтобы извлечь наибольшую сумму счастья из того материала, который предоставлен Богом в наше распоряжение. Присущие нам наклонности сами по себе всегда хороши, злоупотребление же ими распознается только в последствиях, на которые вследствие этого мы должны обращать постоянное внимание и сообразовать свои действия с полученными выводами.

Плодовитость людей до известной степени независима от страсти и вызывает соображения другого рода. Она зависит скорее от естественного сложения женщины, дозволяющего ей иметь большее или меньшее число детей. Но закон, которому подчинен в этом отношении человек, тем не менее сходен с другими, господствующими над его жизнью законами. Половая страсть сильна и свойственна всем людям; причиняемые ею бедствия являются необходимым следствием ее энергии и всеобщности. Но эти бедствия могут быть значительно

смягчены и даже уменьшены противопоставляемой им силой и добродетелью. Все убеждает нас в том, что намерение Творца состояло в заселении земли; но эта цель, по-видимому, могла быть достигнута лишь присвоением человечеству способности к более быстрому возрастанию сравнительно со средствами существования. И если эта способность к размножению не заселила с чрезмерной быстротой всю поверхность земного шара, то, очевидно, из этого нельзя выводить заключения, что она не соответствует своей цели. Потребность в средствах существования не была бы достаточно настоятельна и не содействовала бы развитию человеческих способностей, если бы стремление людей к быстрому и безграничному размножению не Усиливало напряженности этой потребности. Если бы обе эти величины – население и средства существования – возрастали в одинаковой степени, я не знаю, какое побуждение могло бы победить естественную леность человека и что могло бы заставить его Распространять обработку земли. Население самой обширной и плодородной территории так же легко остановилось бы на 500 жителях, как и на 500 тысячах, 5 миллионах, 50 миллионах. Следовательно, одинаковая степень возрастания населения и средств существования не могла соответствовать цели Провидения. Что же касается точного определения отношения между названными величинами, при котором эта цель могла бы быть достигнута с возможно меньшими бедствиями, то мы должны признать свое бессилие для разрешения подобного вопроса. При настоящем положении вещей мы должны управлять громадной силой, способной в короткое время населить пустынную область; но эта сила может быть сдержана превосходящей ее силой добродетели в произвольных границах и притом ценой небольшого зла, сравнительно с выгодами, приобретаемыми такой мудрой экономией. Аналогия между этим и всеми остальными законами природы была бы, очевидно, нарушена, если бы в одном только этом случае мы желали бы, чтобы он оказался достаточным для исправления всех случайностей, пороков и частных бедствий, проистекающих, быть может, от влияния другого общего закона. Чтобы действие закона было достигнуто, не вызывая за собой никакого зла, для этого было бы необходимо, чтобы закон размножения способен был к постоянным изменениям и чтобы он подчинялся всем случайным обстоятельствам, имеющим место в различных странах. Гораздо согласнее с остальными явлениями природы, гораздо полезнее для нас и более соответственно условиям нашего совершенствования признать, что закон этот единообразен и причиняемые им вследствие различных обстоятельств бедствия должны быть предоставлены благоразумию людей, для того чтобы они прилагали старания к их смягчению и отстранению. Таким путем люди приучаются следить за собой и предвидеть последствия своих поступков; их способности развиваются и совершенствуются при помощи упражнения успешнее, чем в том случае, если бы приспособленные ко всевозможным обстоятельствам законы освобождали людей от бедствий и от необходимой для избежания их внимательности.

Если бы страсти обуздывались без труда или если бы при возможности их удовлетворения недозволенными средствами безбрачие не составляло бы лишения для людей, то стремление природы к заселению земли, вероятно, было бы обойдено. Для счастья человечества, без сомнения, имеет громадное значение условие, чтобы размножение не совершалось слишком быстро, но, с другой стороны, для достижения цели природы необходимо, чтобы склонность к брачной жизни сохранила свое теперешнее значение. Долг всякого человека состоит в том, чтобы решаться на брачную жизнь лишь тогда, когда он может обеспечить свое потомство средствами существования; но в то же время необходимо, чтобы склонность к брачной жизни сохранила всю свою силу, чтобы она могла поддержать энергию и пробудить в безбрачном человеке стремление достигнуть трудом необходимой степени благосостояния.

Итак, мы должны заботиться о направлении закона возрастания народонаселения, а не об ослаблении и искажении его. Если же нравственное обуздание является единственным законным средством для избежания сопровождающих его бедствий, мы столько же обязаны исполнить эту добродетель, как и всякую другую, во всеобщей пользе которой мы убедились на опыте.

Не подлежит сомнению, что мы должны относиться снисходительно к нарушению слишком трудных обязанностей, но тем не менее самые обязанности должны быть всеми признаны. Обязанность воздерживаться от брака до тех пор, пока нет возможности содержать семью, представляет предмет, достойный внимания моралиста. В этом никто не станет сомневаться, если будет признано, что соблюдение этой обязанности является одним из могущественных средств к предупреждению несчастий и что, наоборот, неисполнение ее или разрешение безрассудно следовать естественным побуждениям и вступать в брак в юном возрасте достаточны для того, чтобы повергнуть общество в бедствия и отдать его на произвол нищеты, болезней и голода, от которых не в силах спасти его никакая другая добродетель.

V

О влиянии на общество нравственного обуздания

Многие не хотят признать, что население стремится к более быстрому возрастанию, чем средства существования, лишь потому, что они не могут допустить, чтобы Провидение установило законы, призывающие к жизни организмы, существование которых, на основании тех же законов, невозможно. Но если мы примем во внимание, что эти законы, независимо от их влияния и полезного направления нашей промышленной деятельности, при помощи случайных бедствий указывают нам наиболее пригодное средство для противодействия чрезмерному возрастанию населения и если, подчиняясь такому порядку, предписываемому разумом и самой природой, подтверждаемому и освящаемому даже откровением, мы можем избежать этих бедствий, – то, по моему мнению, возражение падает и божественная благость восстановляется.