Опыт путешествий
Шрифт:
Отдел продаж квартир на Мерсер-стрит, 40 находится в апартаментах гостиницы «Мерсер». Входит агент с профессиональной ненатуральной улыбкой. Выглядит она не так, как я ожидал; не как одна из тех невротически бодреньких разведенок с голосом циркулярной пилы, у которой недвижимость — заменитель любви. Эта дама-риэлтор из новеллы Реймонда Чандлера [104] . Она как страховой агент смотрит на меня единственным долгим и проницательным взглядом и, кажется, мгновенно просчитывает мои доходы и положение в обществе, так что я начинаю себя чувствовать недостаточно богатым. Нет — вообще бедняком. А потом начинается то, что мы в Старом Свете называем «французским флиртом». Вроде бы обычный флирт, но наглядно показывающий, чего вы не получите. Злой флирт. Она блестит зубками, облизывает губы, берет блокнот, демонстрируя кусочек декольте, и мы идем смотреть дом.
104
Американский писатель и критик, автор множества детективных произведений в стиле «нуар».
Шуршит дождь. Дом 40 по Мерсер-стрит — это скелетная коробка, вся в балках и штукатурке. Мы тащимся в замызганном служебном лифте наверх, в пентхауз (который может стать моим всего за каких-нибудь $12,9 млн) и пробираемся через узел из труб, спутанных кабелей и истерзанных ржавеющих внутренностей здания. Все они угловатые, тяжелые и грязные. Кокетка, шагая, как танцующая гейша, прокладывает путь и рисует мне воображаемые картины. Ее длинные бледные пальцы касаются бурого металла, бута и влажного воздуха, как волшебная палочка феи-крестной. Строительная бригада в многослойных головных уборах, сооруженных из бейсболок, бандан и касок, с плохо скрываемым сексуальным возбуждением наблюдает за тем, как она строит свои воздушные замки. Они что-то бормочут на проктологическом испанском и поглаживают свои «спусковые крючки», отчего их мешковатые промежности вспухают. Я замечаю, что на каждом лестничном пролете, где бы она ни останавливалась, прямо за ее головой нарисован огромный член с кратким восклицанием о том, что некий Дон (насколько можно понять) «трахаит бледей и имеит их ф зат». Странно, что это не попадает в брошюры, но это место просто кишит пенисами. Куда ни кинь взгляд — словно детородное капище эпохи неолита.
В большинстве новых нью-йоркских домов очень популярная дизайнерская «фишка» — окна от пола до потолка. В Европе мы уже утомились жить в герметически закупоренных, запотевших от жары и холода витринах, а Нью-Йорк до сих пор все это импортирует. В доме 40 по Мерсер-стрит на окна наклеены красные и синие полосы, как я сперва решил, — обертка.
«Это же снимут, правда?»
«Это дизайнерская задумка, — процедила она сквозь зубы, будто бомжа обругала. — В зависимости от этажа они либо красные, либо синие».
«Но, если я куплю здесь квартиру, я смогу их снять, да? Я же не обязан жить с красным окном в гостиной».
«Вообще-то, сэр, их нельзя снимать. Чтобы не нарушать концептуальную целостность всего. Но вы можете их завесить».
«Секундочку! Я трачу несколько миллионов, а потом еще должен драпировать окно, потому что какому-то архитектору кажется, что примитивные полоски клево смотрятся снаружи?!»
«Это уникальная особенность здания».
Ясно. Мы выходим. Я наблюдаю, как просвечивает на свету ее белая блузка. Мимо проходит мужчина и врезается в фонарный столб. По-моему, он что-то себе сломал. Не исключено, что это — самое лучшее и интересное, что произошло с моей собеседницей за сегодняшний день.
Вообще, участь агентов по продаже стиля жизни в новом Нью-Йорке странна и одинока. Они бродят по пустынным коридорам как благожелательные привидения или сидят в снятых офисах с выкипающим на плитке смоляным кофе и аккуратно разложенной коллекцией мраморных осколков, щепок из экзотической древесины, дверных ручек, петель, красок и «артистических» эскизов невыстроенных атриумов и небесных спа, каплю за каплей отдавая свою жизнь делу какой-нибудь уцененной швейцарской концепции уникального городского жилья. Это кураторы музеев робкого будущего, цивилизации, которая еще не въехала. Одна смелая дама, пробивающая себе дорогу в персональное светлое будущее из крохотного офиса, настолько рада меня видеть, как захлопнувшийся в буфете спаниель. Она восхваляет роскошество и потрясающее изобилие ванной комнаты величиной с менонитский мусорный ящик: «Вы представить себе не сможете, что такое паровая душевая, до тех пор пока по вам не ударят пять мощных струй!» Я улыбаюсь особенной улыбкой, надеясь дать ей понять, что знаю — знаю, но просто не говорю.
Все дружелюбные риэлторы-привидения отчаянно желают вам сообщить удивительнейшие подробности. Начинают они с высоты потолков. Но при этом мне никогда не доводилось входить в комнату с мыслью: «Ух ты! Потолок во столько-то метров высотой! Здесь должен жить великан!» Потом вам расскажут историю происхождения стиральных машин и дверных защелок. И опять же меня никогда не посещала мысль типа: «Вау! Какие профессионалы! Они осознают всю важность хороших петель!» Потом идет древесина с названиями более экзотическими, чем меню во фьюжн-ресторане: пятнистый болотный ирландский вяз, шишковатая гондурасская корсетная сосна, копченый австрийский дуб. Прекрасно смотрится на фоне подушечек цвета хрена со сливками.
Агенты населяют пустующие квартиры, живя жизнью шлифованной стали и двенадцати оттенков индийского мрамора. Постепенно повторяясь, этот стиль жизни переплавляет все квартиры в одну. Везде малюсенькие кухоньки ценой в сто тысяч долларов, в которых можно разве что бублик разогреть, и слава богу, потому что присесть и поесть там все равно негде. Почти нигде нет столовых, да и гостиных. «Стиль нового Нью-Йорка предполагает огромное пространство». Есть куда воткнуть ноутбук, подключить к нему домашний кинотеатр, а потом сосать кофе из «Старбакса» и бродить по сайтам с молодыми намыленными азиатками под душем. А спальни — для одинокого страха и таблеточного беспамятства ночью. Кислорода там хватает лишь на одного. Эти квартиры не рассчитаны на семью или лохматую собаку, да и вообще на любую жизнь, которая претендует на нечто большее, чем пассивное поглощение электронных раздражителей и почты.
Над всем витает дух непостоянства. Это модно, но, как и все модное, преходяще. Эти популярность и престижность будут быстро узурпированы новым веянием моды. Никто не купит эти мрачные квартиры со словами: «Здесь должны расти мои дети. Я хочу состариться и умереть в этом доме». Это просто возможность инвестировать деньги и получить еще и крышу над головой. Безмолвное, кричащее, запертое в четырех стенах одиночество. Квартиры строятся для тех, кому некого развлекать, а если бы и было — они не знают, как это делается. Эти коробочки — не для демонстрации стиля жизни, а для того, чтобы сложить куда-то свою неисследованную и неиспользованную жизнь. В одном таком застекленном помещении я встретил модного богатого молодого человека. Каждая поверхность, каждая грань его бытия была продумана дизайнером. «А где вы повесите картины?» — спросил я его, и он потащил меня к стене, которая раздвинулась, обнажив ряды картинных рам. «Вот моя коллекция. Правда, здорово?»
Наконец, я посмотрел дом 20 на Пайн-стрит, в финансовом квартале. Строго говоря, это была не новостройка, а переделанное старое здание большого банка. Разработчики завербовали Armani Casa [105] заниматься дизайном интерьеров. Отдел продаж, который мог бы служить гигантской сценой для смертельной битвы Гордона Гекко с Папочкой Уорбаксом [106] , представляет собой макет Милана 1980-х. Импортированные из Европы немодные излишки перешли к американцам, как в свое время бусы и зеркала продавались индейцам. Смотреть квартиры в режиме реального времени мне не разрешили, но разрешили изучить брошюры — «в реале» — на нескольких огромных экранах. Шаг за шагом мне объяснял под томную музыку уютный, вызывающий доверие голос из рекламы для импотентов, которым я бы и стал, если бы позволил бы себе роскошь и привилегию приобрести один из этих апартаментов.
105
Бренд, под которым продаются дорогостоящая мебель, лампы, ткани и столовые приборы от Armani.
106
Гектор Гекко — главный герой фильма «Уолл-Стрит», символ беспринципного дельца. Папочка Уорбакс (Daddy Warbucks) — герой комиксов Little Orphan Annie (выходивших с 1924 года), миллионер, один из самых богатых вымышленных существ (по версии Forbes).
С каждым этажом чудеса стильной жизни, уготованные заливающимся соловьем-риэлтором, множились: дворецкие, лайф-менеджеры, гувернеры — для любого каприза найдется соответствующий клуб и инструктор. Так что к тому времени, как я достигаю райского пентхауса, я вообще ничего не должен делать сам. Они позаботятся о каждой пылинке и ниточке. Деньги способны превратить меня в функционирующего социального инвалида.
Что бы брокеры ни говорили вам о продажах и населенности этих домов, они лгут. И не потому что они — негодяи; вам лгут, чтобы вы были счастливы. Они хотят, чтобы вы забрались в эту многоэтажную парковку, так как они того желают, и вели крутую, импортированную, шикарную, уникальную жизнь. Когда многие ведут такую жизнь, мир становится лучшим местом. Все агенты по продаже недвижимости верят Брошюре. Они знают, что это — карта воскрешенного Готэма [107] . На самом деле на рынке полно непроданных квартир.
107
Вымышленный город из комиксов про Бэтмена. Традиционно принято считать, что его прототипом стал Нью-Йорк.