Опыт путешествий
Шрифт:
Кто-то замечает, что Пэйлин следовало бы выпихнуть Маккейна из списка кандидатов. Он стоит на сцене, одеревенелый и судорожный, со своим мертвым оскалом. Хороший, приличный, гуманный и приверженный своему делу человек, преследуемый неудачами. Такая у него судьба — оказываться в плохом месте в плохое время и падать с огромной высоты в руки к плохим людям. Шарики мягко, словно с издевкой, начинают опускаться на сцену, постепенно покрывая ее полностью.
Аенвер — крупный, но малоэтажный город, расположенный на равнине. Нет никакой видимой причины, по которой Денвер должен был быть построен именно здесь. Он был основан не столько из духа противоречия американских пионеров, сколько в результате плаксивого подвывания из разряда «ну, мы все равно уже здесь». Железнодорожная станция в Денвере на пути из Чикаго в Калифорнию появилась благодаря виду на Скалистые горы. До сих пор пугающее число его жителей носит одежду из
116
Легендарный машинист, герой американского фольклора.
В Денвере нет дефицита пространства. Он размазан по равнине, словно масло по бутерброду. Непритязательное место. Ощущение, что город прячется сам от себя. Колорадо — штат не городов. Западный штат может не иметь своей кухни, моды или особого чувства юмора, но своя «конкретная» погода есть у каждого из них. Здесь есть разрушительные бури, поэтому половина всех местных новостей посвящается облачности. Погода — весточка от господа Бога. А метеоролог — единственный медиум с приличной квалификацией.
Делегаты прибывают в город в апокалиптический сезон торнадо. На всех телеэкранах одна и та же картинка: маленький белый домик в прериях, освещенный лучом света с небес, а на заднем плане огромный и грозный сгущающийся черный смерч. Все догадываются, что это чем-то чревато, но не могут понять до конца, чем именно. Для жителей Запада политика — это просто большая и плоская метафора погоды.
Все мы собрались в Денвере, потому что Колорадо — маргинальный для кандидатов штат. Как говорится, орел или решка. И демократам нужен орел, что случалось всего три раза со времен войны. В этом штате столько противоречивых вопросов и проблем, что могут выбрать и демократов. Здесь есть и бедные сельские консерваторы, и отвязные хиппи-либералы. Тут одновременно заботятся об окружающей среде и задумываются об альтернативной энергии, но при этом отчаянно жаждут увеличить число рабочих мест и развития индустрии. Этот штат одновременно ностальгирует по старым временам и дискриминирует стариков. Говорят, это самый «худой» или, точнее, «наименее толстый» штат, в котором больше всего велосипедистов. Коэффициент подтянутости значительно повышается, когда съезжаются демократы. Они вразвалочку прибывают сюда с континента и с островов, пыша энтузиазмом, источая эндорфины и вдыхая разреженный воздух Майл-Хай Сити, как еще называют горный Денвер.
Большое собрание членов любой партии похоже на любое другое сборище людей с одним-единственным хобби. Страшно, как в сторожке в саду. Здесь политические фанаты героев «Стар Трека» и Элвиса Клинтона [117] . И первое, что вы замечаете — то, что никто из них не держит камня за пазухой, равно как в кармане или в трусах. Они увешаны гирляндами слоганов и бодреньких каламбуров: «Обама — новый черный [118] ». Мимо проходят мужчины, гремя значками и пуговицами, напоминающими тяжелые шторы. На улицах яркая какофония соперничающих между собой футболок. Нет такой плоской мысли, которую не могла приподнять чья-нибудь грудь. Или такого глубокомысленного высказывания, которое не было бы опошлено чьим-то пивным брюшком. Стайка круглолицых гусынь со Среднего Запада шествует мимо в маечках размера XXL с кричащей надписью «Да, мы это можем!» — слоганом надежды Обамы. Они выглядят как группа магнитов, сбежавших с холодильника. Да, мы это можем и с жареной картошкой слопать.
117
Известен целый ряд выступлений американских журналистов и деятелей культуры, посвященных сравнению архетипов Клинтона и Элвиса как двух икон поп-культуры.
118
Выражение «X — это новый Y» часто используется в массовой культуре для обозначения внезапной популярности новой идеи за счет популярности старой (например «розовый цвет [в модных коллекциях] — это новый черный [прежде популярный у всех дизайнеров]».
Еще одна группа людей, значительно превышающих допустимую норму в Денвере, это приезжие полицейские. Город получил дотацию размером $50 млн на улучшение безопасности, и, видимо, все потратил на этих жирных полицейских. Помните игру Buckaroo, где нужно было навьючить мула как можно большим количеством вещей? Ну так вот, национальная безопасность играет в эту самую игру с копами.
Они стоят на каждом углу черными потными толпами, обвешанные средствами для усмирения и нападения, похожие на злобные рождественские елки. Я наблюдаю за тем, как один из этих жирных молодчиков запихивается в пластиковое сиденье в забегаловке и застревает в нем, зацепившись своим ремнем.
Съезд проходит в Пепси-центре, на домашней арене местной баскетбольной команды Denver Nuggets [119] , и, кажется, один только я нахожу это название дурацким. Центр вмещает в себя 20 тысяч либералов. Утомительная, как в аэропорту, проверка службы безопасности. Она одновременно и злит, и оживляет делегатов, пока их пихают туда-сюда слуги закона с угловатыми лицами. Здесь можно заметить разделительную линию между левыми и правыми. Мечта демократов — создать страну, где не нужно будет ставить у каждой двери металлоискатель, в то время как республиканцы хотят улучшенных технологий для сканирования сетчатки, больше обысков с оружием наголо и больше досмотров с пристрастием без ордера. Я получаю особое удовольствие от глупости происходящего — секретные агенты одеты в куртки, слова SECRET SERVICE на которых написаны большими белыми буквами.
119
Слово Nuggets можно перевести и как «самородки», и как «привлекательные девушки», и как «кусочки курицы в сухарях», и даже как «яички» (на австралийском жаргоне).
Снаружи в ужасной жаре страдают несколько групп по специальным интересам. Они обступают делегатов, как бездомные собаки. Крайне левые, или социал-демократы, как мы их называем в Европе, мрачно жалуются на отсутствие свободы слова, хотя на самом деле они имеют в виду, что никто их не слушает. Здесь же группа ветеранов иракской войны, которые шатаются по ресторанам и торговым центрам, изображая пальцами пистолеты как третьеклашки. «Это представление!» — ревет один из них, на всякий случай. Представители компании Trojan раздают презервативы размером с пистолет «Магнум». (Как вы думаете, они были названы по имени того самого огромного деревянного коня, поскольку внутри каждого тысячи маленьких людей, готовых выскочить наружу и испортить вам жизнь?). Ко мне подходят люди с петицией, звучащей так же депрессивно, как и любой гражданский призыв: «Защищать и уважать себя и других». Есть здесь и человек, желающий ввиду глобального потепления ввести специальный налог на мясо. А после наступления темноты появляются религиозные радикалы, похожие на воскресших мертвых с омерзительными постерами с изуродованными эмбрионами и плакатами, предрекающими геенну огненную для геев. Единственный раз за всю неделю я увидел кого-то по-настоящему злым, когда несколько чернокожих женщин среднего возраста были атакованы этими злобными святошами.
Съезд медленно разворачивается. В невнимательном гулком зале Говард Дин (после несолидного для этих обстоятельств окрика) начинает представлять первых ораторов, по большей части доброхотов, проникнутых благоговением, исполненных благодарности и незамедлительно забытых публикой. Приспособленцы и герои узкого профиля получают свои пятнадцать минут славы. Съезд распадается на две части — прайм-тайм и после него. Все хотят засветиться на национальном телевидении. Для этого и нужен съезд. Все, что остается за пределами голубого экрана, к делу не относится.
В зале появляются сотни самодельных маленьких студий. Они свисают с ярусов, как шаткие гнезда аистов. Десятки блуждающих операторов шныряют по коридорам и этажам. Масса нервных мужчин и миниатюрных блондинок промокают свои бронзовые лица влажными губками и активно используют компактные пудреницы. И не поймешь, телевизионщик ли этот парень с пристальным взглядом и проводом в ухе или секретный агент. Спросит ли он твое мнение или засунет палец тебе в задницу? В зале сотни тысяч микрофонов. В любом диалоге присутствует камера, все записывают всех. Все одновременно и репортеры, и зрители, и публика, и участники. Газетчики отстраненно и беспорядочно сидят в отведенном для них месте. Большую часть времени они читают с экранов компьютеров политические блоги друг друга. Возле меня два жирных очкарика-неоконсерватора из журнала American Spectator проворно бьют пальцами по клавишам с таким знанием дела, что становится ясно, чем именно они заполняют отсутствие интимной жизни. Я замечаю, что один из них большую часть времени проводит в чате Second Life [120] (название, намекающее на отсутствие первой). Его аватар в семь раз худее, чем оригинал. Надо сказать, что мы, политические журналисты, вообще не слишком привлекательное сборище. Мы — трейнспоттеры [121] с камнем за пазухой.
120
Буквально «Вторая жизнь» — трехмерный виртуальный мир с элементами социальной сети, насчитывающий свыше 1 млн активных пользователей.
121
Транспоттинг, или железнодорожное хобби, — собирательное название хобби, связанных с железной дорогой (в частности, наблюдением за поездами, фотографированием различных моделей, коллекционированием всего, связанного с железными дорогами).