Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.
Шрифт:
Теперь попробую связать сказанное с тем, что чувствую в себе, готовясь к сложному полёту, идя в полет.
Стремнин немного помедлил.
— И тут опять же, Поэт — мой пророк!.. Уже загодя я замечаю в себе волнение, правда, оно особого рода — я бы его назвал состоянием одухотворённой приподнятости… Я и радостен и как-то насторожён… Я вроде бы охвачен весь приливом сил, когда душа поёт, ноги идут пружинисто, бодро, и в то же время голова хоть и ясна, но уже занята мыслью о том, что предстоит делать в полёте… И
Словом, друзья, во мне тогда как бы два Сергея Стремнина — один порывистый, даже восторженно нетерпеливый, другой рассудочный, то и дело одёргивающий первого… Во мне может происходить примерно такой диалог: «Ах, скорее б пришло завтра!.. Вот уж вознесусь так вознесусь!..» — «Постой, а что ты будешь делать, если вот это произойдёт?..» — «Ничего не случится!.. Мне радостно, и все тут!.. Я так ждал этого полёта!..» — «Безумец, продумай все хорошенько, чем это может кончиться?!» — «Пусть я безумец, но как я счастлив!.. А если будет что-нибудь не так — ты мне подскажешь, как поступить!..»
Но сколько б мы, Надюша, ни говорили вам об этом, неизъяснимое все же останется неизъяснимым.
— Спасибо, Серёжа!.. И вам, Жос, спасибо!.. Боже, как это все интересно!.. Вы знаете… мне сейчас стало стыдно за себя… Весь вечер я кокетничала, как легкомысленная девчонка, подсознательно, наверно, стараясь вскружить голову всем этим жрецам киноискусства… А мне нужно было выйти в центр и крикнуть: «Что вы все пялите глаза на меня?.. Лучше взгляните, какие рыцари со мной рядом!.. Вот непридуманные герои для того лучшего, что вы ещё не произвели на свет!..»
— Полноте, Наденька, — рассмеявшись, замотал головой Тамарин. — Восхищаясь вами, они были совершенно правы!.. Ибо: «Лишь юности и красоты поклонником быть должен гений!»
— Да, да! — подхватил Сергей с лукавой улыбкой. — Но, увы, этот афоризм не имеет обратной силы: не все здесь гении — не исключаю и себя, — кто пялил на вас, Наденька, свои восторженные глаза!
Все трое дружно расхохотались.
Часть третья
Глава первая
На другой день вечером Сергей Стремнин прибыл в аэропорт Домодедово, намереваясь с ночным рейсом Ту-154 улететь в командировку в Сибирь. Дожидаясь регистрации билетов, обратил внимание на молодую эффектную женщину: из разговора с подошедшим к ней аэропортовским служащим понял, что женщина — пилот Аэрофлота и возвращается из отпуска. Когда уже толпились у трапа, она, заметив его взгляд, улыбнулась, и Сергей решился заговорить с нею.
— Извините, что разглядываю вас… Не часто встретишь женщину, летающую профессионально. Простите моё любопытство: как вам удалось?..
Она вскинула глаза, рассмеялась и закончила за него:
— …«пробраться»
— Пусть так, если это вас не обижает, — сказал он.
— О нет, нисколько! Так именно и было… Окончив авиационный институт и получив одновременно хорошую аэроклубную лётную подготовку, я отработала год по направлению на предприятии… («В точности, как и я!» — подумал Сергей.) А первый свой отпуск полностью посвятила методичной осаде министерства, пока не надоела там настолько, что меня согласились направить в Красноярский край вторым пилотом на Ан-2: министерские руководители думали, что это меня остановит.
Я налетала на милом тихоходе тысячи часов, освоив его во всякую погоду и даже в ночных полётах. Со временем стала летать первым пилотом. Возила грузы, пассажиров… Врачей и больных, геологов, лесников, туристов, оленеводов… Бог знает, скольких людей перевозила!.. Потом пересела на пассажирский Ан-24. Опять год пролетала вторым пилотом, прежде чем стать первым. А вот теперь летаю на Ил-18… И снова вторым.
— Единственная женщина в экипаже? — спросил Сергей.
— Да.
— Чувствую, вам хорошо в этом экипаже среди мужчин?
— Очень! — зарделась она. — Ребята подобрались у нас отличнейшие!
— Поди, на руках вас носят?
Она сделала вид, что не расслышала вопроса.
Тогда Сергей из вежливости спросил, чтобы прикрыть свой промах, любит ли она летать. Она опять зарделась:
— Безумно!
Он не удержался от улыбки, видя её горящие глаза:
— И не утомительно?
— Что вы?! Мы ведь летаем не по одной трассе, а по всему Союзу. Такова особенность работы нашего отряда.
— И сколько налетываете в год?
— Часов семьсот — семьсот пятьдесят.
— И мечтаете, конечно, поскорей начать летать первым пилотом?
— Когда налетаю нужное количество часов вторым на этом корабле, пошлют на курсы первых.
— Хочется?
— Ужасно!
Её место оказалось в первом салоне, у Сергея — во втором, и они, пожелав друг другу счастливого пути, двинулись по проходу. Он посмотрел ей вслед: в белом свитерке, в длинной пёстрой юбке, изящная. Подумал: «Лётчица!.. А люди, поди, глядят и думают: „Модница, фифа!“
Потом, когда уже летели на высоте двенадцать тысяч метров, на скорости тысяча километров в час и публика совсем угомонилась, Стремнин, продолжая раздумывать о женщине в авиации, вспомнил историю, рассказанную космонавтом Береговым, и рассмеялся про себя.
Года два назад, зимой, кажется, в декабре, к ним в институт приезжал Георгий Тимофеевич. Он-то и поведал с улыбкой о журналистке, побывавшей как-то в Звёздном.
Она призналась, что, сколько ни слышит о невесомости, о перегрузках, все же не может достаточно ярко представить, каковы эти ощущения.