Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.

Шелест Игорь Иванович

* * *

Стремнин ушёл с поля. Издали поглядывал на самолётную стоянку, на «Сапфир-2», мучительно думал, как все же могло получиться, что пилон с подвеской при вращении машины стал виден вдруг под другим ракурсом и с самого края зеркала. И вдруг он совершенно чётко представил: «Да, да!.. Именно: пилон с подвеской я видел под другим ракурсом и с самого края зеркала!..»

Подошёл Дивов.

— Роман, послушай! А что, если левое полукрыло само вышло вперёд за счёт инерционных сил при вращении?

— Не могло

выйти. Оно жёстко стопорится червячным приводом.

— Здрасьте!.. А металлический треск, надеюсь, ты слышал?

— Ещё бы!

— Ну так почему бы не хрустнуть этому самому червячному шарниру?..

Дивов посмотрел на товарища, не находя что ответить. Сергей схватил его за руку:

— Пошли к самолёту!

Возле «Сапфира» был техник, и Стремнин попросил его подключить к самолёту аэродромное электропитание.

Они с Романом забрались на свои места в кабину, перевели крыло на максимальную стреловидность и стали медленно, «шажками» по пять градусов, выдвигать крыло вперёд, постепенно уменьшая стреловидность. При этом Сергей, уставясь в зеркало, внимательно наблюдал за положением пилона. Когда крыло вышло примерно в среднее положение стреловидности, Стремнин воскликнул:

— Вот как было! Ручаюсь!

Дивов, приподнявшись в кресле, наклонился к Сергею, чтобы с его места взглянуть на пилон в зеркале: пилон был виден у внешнего края рамки.

— Серёжа, значит, по-твоему, шарнир поворотного механизма разрушен возникшими на консолях крыльев от быстрого вращения машины инерционными силами?.. И крыло за счёт тех же инерционных сил само ушло вперёд, вернее, его левая консоль?.. Что ж тогда?.. Очевидно, такой же шарнир и правой консоли сломан?.. Ты просто его не мог видеть.

— Так и должно было быть, если б шарниры были совершенно равнопрочны. Но тут, как мне кажется, сломался только шарнир левой консоли — треск слышался слева… Так что, полагаю, правый шарнир цел…

— …и получилось: левая консоль у нас впереди, а правая, как была на максимальной стреловидности, так и осталась!..

— Вот именно! — Сергей даже хлопнул Романа по плечу. — Представляешь, чёрт возьми, какой несимметричный стал самолёт!.. Одна консоль вперёд, другая — назад: вот он и выделывал дикие броски… Где ж ему устойчиво лететь?!

Когда эту версию лётчики попробовали высказать заводским специалистам-прочнистам, что за шум тут поднялся! Один из спецов тут же кинул Стремнину веский вопрос: «Если шарнир сломался — как же тогда вам удалось выпустить крыло при заходе на посадку?.. Да и сейчас: вы выпускали его будто бы нормально?..»

Сергей потупился:

— Могу объяснить это лишь тем, что на «Сапфире-2» нам с Дивовым более повезло: здесь, очевидно, произошло не разрушение, а какая-то деформация в силовом элементе конструкции, позволившая все же механизму как-то работать… Но я ведь не рентген.

Все рассмеялись, показав, что последний довод Сергея ни у кого не вызывает сомнения. В этот момент к самолёту подошёл человек, держащий в руке часть

сломанного кронштейна поворотного механизма крыла от «Сапфира-1» — его, оказывается, «археологам» из аварийной комиссии удалось откопать среди обломков машины, глубоко зарывшихся в землю. Но эта деталь ещё больше распалила страсти: одни кричали, что кронштейн вовсе и не от левого крыла, а от правого, другие доказывали, что он разрушился при падении самолёта. И спорили бы ещё долго, но тут загромыхал трактор, заглушив все голоса. Механик подцепил «Сапфир», и через пять минут самолёт был уже у ворот цеха.

* * *

В тот же день с «Сапфира-2» сняли левое полукрыло. К моменту, когда представилась возможность заглянуть в глубь ниши центральной части, чтобы увидеть поворотный узел, среди нетерпеливо ожидающих оказались и директор завода, и главный инженер, и главный конструктор Крымов.

И вот консоль крыла бережно выдвинули из ниши центроплана и откатили на раме-тележке в сторону. Первым внутрь заглянул старший механик: он лежал на краю центроплана и, свесившись, подсвечивал нишу переноской. Директор не выдержал, спросил:

— Ну что, Митрохин, что-нибудь видно?

— Э!.. Тут такая штука… Похоже, боковая панель прогнулась в сторону топливного бака…

— Опорная панель?.. К которой крепится кронштейн механизма поворота крыла?..

— Она самая!

— Вот так новость !

Окружавшие директора переглянулись.

— А сам механизм цел?

— Похоже, невредим. Взгляните сами.

Подкатили высокую стремянку, и директор поднялся, за ним Крымов. Лётчикам удалось заглянуть в нишу в числе последних. Стремнин увидел деформированное силовое ребро панели, саму панель, вдавившуюся в полость топливного бака.

Главный конструктор Крымов распорядился разбирать самолёт дальше, чтобы можно было снять всю панель и отправить её на исследование, а директор пригласил всех специалистов на техническое совещание.

Пока шли, Крымов отвёл Стремнина в сторону и, пожав ему руку, сказал:

— Восхищён вашим мужеством и вашей инженерной эрудицией, Сергей Афанасьевич!.. Теперь мы видим, что ваше смелое предположение о самопроизвольном распрямлении левого полукрыла за счёт инерционных сил при вращении самолёта подтвердилось. Эти испытания дают нам неоценимый материал. Позвольте выразить вам сердечную благодарность!

Сергей почувствовал неловкость:

— Я лётчик-испытатель…

Все же это была приятная для него минута. Радостно было сознавать, что самолёт теперь будет доработан, что никто из собратьев по лётному ремеслу, как бы ни вращал машину в воздухе, не вызовет в самолёте асимметричности, не угодит в пагубный режим, который им с Романом Дивовым удалось спровоцировать.

Они прошли ещё немного, и Сергей спросил:

— Борис Иванович, не кажется ли вам, что теперь становится ясной и причина возникновения пожара на первом «Сапфире»?