Опыты психоанализа: бешенство подонка

Гальперин Ефим Михайлович

Эдуард крутит ручку кинопроектора. На экране огромная махина. Башни, пушки.

На экране один из первых в кинооператорских изысков: ракурс снизу – огромная гусеница закрывает экран. Танк как бы наваливается на зрителя.

Эдуард выключает проектор, наливает коньяк, присаживается рядом:

– А что если ты, мой друг, забросишь всё это к чёртовой матери! Ну, поиграл мальчик в министра. Целых три правительства продержался. Слава Б-гу, ты выходишь хоть и с долгами, но не раздетый догола, как бывало, из казино. Неужели тебе не хватило общения с твоими как бы «соотечественниками». Ты человек мира.

Ведь очевидно, что где-то в две недели там, увы, с твоим участием или без твоего, но взорвётся. Оставайся. Чтобы не задело осколками. Я выдерну за три дня оттуда всю твою маму, сестру. Слышишь, как счастливо хохочет наверху твоя Марго…

– Это дело чести, Метр. Моей чести.

– Принимаю. Но зачем тащить туда любимую женщину?!

По лестнице вниз сбегает сын Ротшильда восьми лет, а за ним хохочущая Марго³⁴.

– У Вас чудный мальчишка. Он так по-взрослому рассуждает!

– А что если вам, Марго, остаться здесь слушать философствования моего сына, а Мишель съездит на недельку в Петроград и вернётся. Уже насовсем – предлагает Эдуард.

– Я?! Здесь!? – смеётся Марго. – Вы даже не представляете, Эдуард, какое количество женщин запрыгнет сразу же к нему в постель. В Санкт-Петербурге будет стоять очередь на километр.

Гельсинфорс (Хельсинки). Дом начальника полиции. Вечер

Свечи. Шампанское в бокалах. За роялем Инесса Арманд³⁵ играет «Патетическую сонату». Первую часть Grave она играет эротически. И allegro dimolto e con brio (быстро, с большой силой). За её спиной мягко, как кот, прохаживается Ленин. И когда в музыке звучит подъем, Ленин подходит сзади и запускает руки в декольте. Одновременно дует на свечу. Темнота.

Гельсинфорс (Хельсинки). Дом начальника полиции. Двор. Вечер

Поглядывая на тёмные окна, сидят и курят трубки Сталин и Эйно.

Гельсинфорс (Хельсинки). Кафе. Вечер

За столиком Граф Мирбах и Радек.

– Я вызвал вас, герр Радек… – говорит Граф Мирбах. – Что-то надо предпринимать. Мы сделали ставку на герр Ульянова. Деньги поступают регулярно. Вы не представляете, сколько наших оперативных групп в поте лица зачищают Петроград. И Москву. На всех уровнях. От правительства и до рабочих комитетов на заводах. А он гуляет по парку, бомбардирует свой ЦК и Совет кучей директив! Учит их, как надо. Но отсюда! И ведь устроился то как! Жена и Инесса Арманд. По очереди. Фрау Арманд, та вообще… Играет ему по вечерам Бетховена. Особенно эту… «Патетическую сонату». Понимаете, герр Радек… Мы ориентированы на конец октября. То есть меньше месяца осталось. Что примечательно… герр Ульянов гуляет в парке вдоль ветки железной дороги в сторону Санкт-Петербурга. Смешно?

– Ну, что я могу?

– Простите, но через вас, герр Радек, идут все денежные потоки в Россию. Ваша шея ещё больше под топором, чем моя. Объясните ему, наконец, на своём партийном языке. Он всё-таки ваш учитель, наставник. Скажите ему. Ну, хотя бы на идиш.

Оба смеются.

– Сегодня не надо. Там как раз играется «Патетическая». Бетховен и Ульянов… Ульянов и Бетховен… Завтра! А пока познакомьтесь…

К столику подсаживается Смилга³⁶.

– Смилга Ивар Тенисович, – представляет гостя Граф Мирбах. – Председатель Областного комитета армии, флота и рабочих Финляндии.

– Карел Радек.

– Наслышан о вас от Владимира Ильича, – говорит Смилга. – Мы ведь встречаемся буквально ежедневно.

– У герр Смилги чудные ребята! – восхищённо говорит Граф Мирбах. – Все как на подбор. Гвардия. До трёх тысяч штыков!

– Да. У нас у всех отличная физическая подготовка. Высокие результаты по стрельбе.

– Дисциплина какая! И наличие мотивировки! – добавляет Мирбах. Поднимает бокал, – За независимую Финляндию!

Они выпивают. Стоя.

ДИКТОР:

Радек Карл (Собельсон) Примет активное участие в революционных событиях в Германии. Выполнит поручение Ленина по уничтожению архивов Германского Генштаба. В 1936 году будет арестован по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра». 30 января 1937 года приговорён к 10 годам. Убит в тюрьме. Официальная версия – драка заключённых.

Гельсинфорс (Хельсинки). Дом начальника полиции. Утро

Ленин, Эйно, Радек. В руках у Радека огромная корзина полная шведских деликатесов и сверху бутылка французского коньяка. Он оглядывается:

– Ну, вы отлично устроились, Учитель. Под крылом у полицмейстера.

– А вы прекрасно выглядите, Карел. Ну, просто крупный банкир. Повернитесь-ка. Чудные башмаки! Какие ранты! Какая кожа!

– О чём разговор! – Радек снимает башмаки. – Дорогому Учителю!

– Ну, что вы, что вы, Карел! Хотя, знаете… Вы себе ещё купите. А мне в революцию надо в чём – то вступать! Снимайте, снимайте! Сейчас мы вам что-нибудь подберём из запаса. Эйно, поглядите там…

Ленин натягивает башмаки. Проходит гоголем.

– Теперь мне не страшны булыжники Петрограда. Но перейдём к делу. Отчитывайтесь, банкир!

Они уходят в глубину квартиры. Ленин, поскрипывая новыми башмаками, возвращается на кухню, прихватывает привезенную Радеком корзину с продуктами и бутылку. Двери в комнату закрываются.

Полдень. Условный стук в дверь. Эйно Рахья открывает. Входит Смилга. На цыпочках они проходят по коридору и приникают к замочной скважине. Там Радек, расхаживая перед Лениным, читает что-то с листов. Вздымает палец к верху, как опытный торговец. Ленин, развалившись в кресле, потягивает коньячок и закусывает балычком. Удовлетворённый, кивает головой в такт.

Гельсинфорс (Хельсинки). Окрестности. Лес. День

Ленин, Смилга, Радек и Эйно высаживаются из пролётки.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Весь этот день пройдёт под попурри – «Патетическая» Бетховена и разухабистая песенка «Без женщин жить нельзя на свете, нет» из оперетты «Сильва». В принципе это главная музыкальная тема всего фильма.

Лесной лагерь. Смилга демонстрирует Ленину и Радеку своих бойцов. Стрельбы, строевые приёмы. А в конце занятий сто молодых финнов строем, старательно печатая шаг, идут под знаменем независимой Финляндии. А Ленин, Радек и Смилга, стоя на холмике, принимают парад.