Оракул мертвых
Шрифт:
— Как все прошло, капитан Караманлис? — внезапно раздался голос из глубины комнаты, и одновременно зажглась лампа над столиком, освещая того, кто за ним сидел.
Караманлис подскочил:
— Как вы вошли?
— Мне открыли. Разве вы не сказали администратору, что у вас не работает телевизор?
— Телевизор?.. Черт вас возьми!
— Так что?
— Все очень скверно. Он сбежал, и мы не знаем, куда он, черт возьми, направляется. Может быть, в Турцию. А теперь я попросил бы вас убраться к дьяволу…
— Значит, мои сведения оказались верными.
— Ваши сведения всегда оказываются верными, но в конце обязательно что-нибудь не срабатывает.
— Из-за вашей некомпетентности.
— Идите к черту!
— Как вам будет угодно. Но предупреждаю: теперь у вас заберут расследование предыдущих убийств и попытки убийства в Портолагосе и делом займется кто-нибудь другой. Вероятно, вас будут допрашивать. Более того, наверняка. Ведь какое-то объяснение происходящему придется найти, а вы — наилучший вариант. Ваша голова покатится, и все решится, дело закроют, все успокоятся.
— Я не верю. Ничего такого не случится. Вы ничего не знаете.
— Оптимизм — отличное качество. Желаю, чтобы все свершилось в соответствии с вашими ожиданиями. Прощайте, Караманлис. — Он встал и отправился к двери.
— Постойте.
— Слушаю вас.
— Старая, беззубая ищейка ни у кого не вызывает сочувствия… верно?
— Увы.
— Даже если она всегда верно служила, рискуя жизнью…
— К несчастью, да.
— Грязный мир!
— Вы правы.
— Что же мне остается?
— Убейте Клаудио Сетти или сдайтесь в руки правосудия и во всем признайтесь.
— Но почему бы вам этого не сделать? Проклятие!
— Вы глупец, Караманлис. Видите ли, вы можете считать меня неформальным, но вполне определенным выражением власти закона. Сотрудничество, которое вам оказывает эта власть, — уже неоценимая услуга, а вы никак этого не понимаете. Я не могу действовать лично по той простой причине, что это вы в свое время совершили серьезное преступление, не сумев предотвратить или нейтрализовать его последствия. Хорошему полицейскому позволено все, но он должен уметь заметать следы.
— Есть ли… есть ли другой способ его выследить?
— Вообще-то имеется один неплохой шанс.
— То есть?
— Друг Клаудио Мишель Шарье ищет его, и у нас имеются довольно веские основания предполагать, что он знает, где найти Сетти. Он сейчас едет где-то между этим местом и Александропулосом на синем «ровере», хорошо вам известном. Обнаружить его и сесть на хвост будет не слишком сложно. В любом случае не разделяйтесь с Влассосом. Даже если вы не найдете Сетти, он, вероятнее всего, найдет вас. Но выбор места сражения может оказаться очень важным, если не решающим. Спокойной ночи, Караманлис.
22
Парга
11 ноября, 24.00
Клаудио Сетти молча сидел за рулем «альфы-ромео» и ждал, глядя прямо перед собой на темно-серый блеск моря под неярким небом, покрытым облаками, слушая кассету и время от времени поглядывая на часы. Прошло несколько минут, и с востока появился темный силуэт «мерседеса». Машина остановилась рядом. Водительская дверь открылась, и на мгновение оттуда донеслась другая музыка, симфония Малера.
— Здравствуй, сынок. Как ты себя чувствуешь?
— Здравствуйте, адмирал. Хорошо.
— Надеюсь, ты не слишком рисковал.
— Я привык, и на сей раз все оказалось не хуже, чем прежде… но Ари… они, вероятно, причинили ему боль… Этого нельзя было избежать?
— К сожалению, нет… Ари — сильный и мужественный человек. Если они причинили ему боль, они и за это заплатят… Мы подошли к концу… Отсюда начинается последнее путешествие, через три дня все свершится. И тогда, думаю, ты поймешь — другого способа не существовало.
— А потом? Потом, адмирал?
— Ты молод. Закроешь печальную, но важную главу своей жизни. Ты испытал самые тяжкие страдания и самые безысходные чувства и знаешь, каково это — вершить смертную казнь, как Бог, как короли, справедливо, во имя справедливости. Ты сможешь снова стать человеком, как другие…
— Я больше вас не увижу?
Адмирал положил руку ему на плечо, и Клаудио показалось, что глаза его заблестели.
— Мне бы хотелось оставить эту… работу, которой я уже слишком давно занимаюсь, и вернуться… домой. Все зависит от того, как завершится наше предприятие, найдешь ли ты в себе необходимые силы, будет ли судьба благоволить мне. Кроме того, видишь ли, я давно уже привык жить один. Долгое приключение, которое мы испытали вместе, по сути, свершилось стремительно, и я привязался к тебе… как к сыну.
— У вас нет семьи, адмирал?
— Была: прекрасная и гордая женщина… родом как раз из здешних мест… и сын, как раз твоих лет, он очень походил на тебя… да, очень. Но оставим грустные разговоры. Увидимся завтра вечером в Чанаккале. Там я сообщу тебе последнее место встречи…
Клаудио почувствовал, как комок подступает к горлу, и опустил голову: ему показалось, он не должен больше задавать вопросов.
Мирей уснула почти сразу после того, как легла на сиденье своего автомобиля, опустив спинку, и Норман долго вел машину молча, даже не включая радио. Он время от времени поглядывал на нее и думал о том, что Мишелю очень повезло, раз девушка такой красоты, такая страстная столь сильно в него влюблена. Мирей же погрузилась в глубокий, но беспокойный сон. Она стонала, иногда испуская приглушенный крик. Должно быть, она очень страдала.
Чанаккале. Какого черта понадобилось Мишелю в Чанаккале? И найти его будет не так уж просто. Когда он узнает о том, что Норман и Мирей едут к нему, — еще неизвестно, оставит ли он необходимые указания, назначит ли место встречи. Во всяком случае, не сразу. И еще не факт, что он позвонит, иначе почему он уехал столь поспешно и не предупредив?
Первые триста километров дороги оказались самыми трудными. Мирей не зря хотела ехать немедленно, поставив задачу добраться до Чанаккале меньше чем за тридцать шесть часов. В Янине он остановился перекусить парой сандвичей в баре и позвонить в гостиницу, но Мишель еще не объявлялся. Норман снова двинулся в путь, в сторону Мецовона, по обрывистой дороге, сплошь состоявшей из одних поворотов. Когда Мирей проснулась, он почти добрался до перевала.