Оракул мертвых
Шрифт:
Они выпили кофе. Караманлис с аппетитом обмакивал в него печенье. Охота всегда пробуждала в нем аппетит и заставляла забывать обо всем остальном. Когда они закончили завтрак, Караманлис взял газету, сел в кресло и принялся читать под удивленным взглядом своего товарища, нервными шагами мерившего помещение и курившего одну сигарету за другой. Через час, в половине восьмого, позвонили из управления:
— Капитан, я нашел вам транспорт — маленький самолет «Эссо Папас». Через полчаса он летит из Актиона в Пигес для проверки на химическом заводе. Они вас подвезут. Через пять минут я пришлю за вами служебную машину, вам нужно будет успеть на паром в семь сорок пять: аэропорт находится по ту сторону залива.
— Ты мастер, сынок, настоящий мастер, и заслужил прибавку к жалованью. Никто теперь у тебя ее не отнимет. Устрой так, чтобы по прибытии у аэропорта меня ждала машина с полным баком и кое-какой провизией. Спасибо. Счастливо.
— Но, капитан, вы не хотите даже узнать мое имя?
— Ах да, конечно, что за голова у меня: самое главное-то я и забыл. Как тебя зовут, сынок?
По мере продвижения на восток Мишель все больше уставал. Глаза у него горели, в желудке начались спазмы. Он уже проехал Кавалу и Ксанти и приближался к Комотини. Чанаккале теперь находился от него довольно близко по прямой, но ехать до него предстояло еще очень долго. После турецкой границы ему придется на протяжении многих километров двигаться на восток, а потом снова свернуть на запад и проделать такое же расстояние в обратном направлении, следуя контурам полуострова Галлиполи, до Ежеабата: там находилась паромная переправа на азиатский берег.
Уже стемнело, и на дороге остался только тяжелый транспорт: грузовики и фуры, перевозившие всевозможные товары на Ближний Восток. Обессиленный, он остановился на заправке, собираясь залить бак и чего-нибудь перекусить, но желудок был сведен судорогой, и ему не удалось ничего проглотить. Он чувствовал — если вовремя не успеет на встречу, его дальнейшая жизнь превратится в ад. Теперь ему уже не удастся все забыть и похоронить.
Он выпил стакан молока. Компания венгерских водителей сидела за соседним столом перед тарелкой с дымящимися сосисками и графином пива. Потом вернулся в машину, намереваясь немного вздремнуть — необходимую малость, чтобы не разбиться о первую же придорожную тумбу, — но вместо этого крепко заснул.
Внезапно его разбудил сигнал тяжелой фуры, сильный и пронзительный, словно труба Страшного суда, и он понял, что задержался здесь гораздо дольше, чем хотел.
Глотнув кофе из лежавшего в машине термоса, он закурил и двинулся дальше по шоссе на предельной скорости. Ему удалось частично наверстать упущенное время, но на границе, в Ипсале, таможенник устроил тщательный досмотр его багажа и документов, покуда он в бессильной злобе не отрывал глаз от больших электронных часов, висевших над входом в «дьюти-фри».
Наконец ему позволили ехать дальше, и он снова на огромной скорости двинулся в путь, в сторону Галлиполи, но все равно чуть-чуть не успел на одиннадцатичасовой паром, единственный, который позволил бы ему наверняка попасть на пристань Чанаккале до полуночи.
Он попытался раздобыть частную лодку, бегая туда-сюда, с причала на причал, потный, с перекошенным лицом, умирающий от усталости и недосыпа, но рыбаки уже отплыли, чтобы забрасывать свои сети в Мраморном море, а туристические фирмы больше не работали: был не сезон. И Мишелю, бледному, дрожащему от нетерпения, пришлось ждать, пока следующий паром перебросит на причал свой мостик. Когда он наконец добрался до азиатского берега, до пристани в Чанаккале, было уже десять минут первого. Как только мостик коснулся земли, он бросился вниз, припарковал машину и начал оглядывать окрестности при свете фонарей. Автомобили, спускавшиеся с парома, одна за другой удалялись в разные стороны, а грузовики останавливались, отыскав свободное место. Водители глушили моторы, задергивали шторки на лобовом стекле и устраивались на ночлег.
Мишелю попадались только редкие прохожие. В какой-то момент к нему подошел молодой человек:
— Hotel? Hotel, sir? Three stars, four stars, five stars no problem good food no sheep good price… nice girls if you like… [36]
— Аир, тешекур, [37] — оборвал его Мишель по-турецки, лишь бы отвязаться.
В это мгновение темный угол площади осветили фары крана, работавшего на пристани, и Мишель на долю секунды разглядел человека, стоявшего рядом с открытой дверцей «тойоты-лендкрузер», в серо-зеленой куртке, в черном свитере, с темной, неаккуратной бородой, разговаривающего с мужчиной постарше, который положил ему руку на плечо. Это был он! Клаудио!
36
Гостиница? Гостиница, сэр? Трехзвездочная, четырехзвездочная, пятизвездочная, не проблема хорошая еда, никаких овец, хорошая цена… хорошенькие девушки, если хотите… ( англ.)
37
Нет, спасибо ( тур.).
Мишель открыл было рот, чтобы назвать его по имени, но молодой человек в это мгновение скрылся в машине, и «лендкрузер» тронулся, взвизгнув шинами. Мишель побежал за ним из последних сил, выкрикивая:
— Клаудио! Остановись! Остановись! О Боже, остановись!
Он споткнулся, упал на колени посреди дороги, а «тойота» тем временем растворилась в ночи, и Мишель так и остался стоять, ударяя себя кулаком по коленям, обессиленный, лишенный желаний. Тяжелая фура, двигавшаяся в противоположном направлении, громко посигналила ему, ослепив дальним светом. Мишель встал, побрел на обочину, а оттуда, подавленный, понурив голову, вернулся на площадку. Здание таможни было освещено, на нем виднелась вывеска бара. Мишель вошел, решив немного перекусить: он едва держался на ногах.
Ужиная сандвичем и стаканом молока, он случайно посмотрел направо, туда, где располагались всевозможные конторы, увидел среди них агентство по прокату и понял — быть может, свою «тойоту» Клаудио взял именно там.
Он вручил дежурному служащему агентства «Авис» банкноту достоинством в десять долларов, просунув ее под стеклом, и сказал:
— Простите, мне нужна ваша помощь: отсюда только что уехал мой друг на «тойоте-лендкрузер», взятой у вас напрокат. Мне необходимо с ним увидеться, чтобы передать ему информацию от семьи, но я потерял его из виду, а он не заметил меня, когда я знаками просил его остановиться. Может быть, вы скажете мне, где назначена сдача машины?
Служащий незаметным движением руки забрал банкноту, спрятал ее в кошелек, лежавший у него на коленях, и начал листать пачку контрактов о прокате, находившихся перед ним на столе:
— Как зовут вашего друга?
Мишеля этот вопрос, на который он был не в состоянии ответить, застал врасплох, и он попытался выиграть время:
— Ну, мой друг — итальянец, его зовут…
— Ах да, итальянец, которому мы выдали «тойоту». Вот — Дино Ферретти, проживающий в Тарквинии, в Италии. Это он?
— О да, конечно, именно он. Спасибо. Вы можете сообщить мне, где он будет сдавать машину?
— Сейчас посмотрим… Эски-Кахта… Вы знаете, где это? Нет? Это в окрестностях Адыямана… Довольно далеко, если вы собираетесь его догонять.
— Я его догоню, пусть даже мне придется отправиться к самому дьяволу, — сказал Мишель. — Тешекур эдерим. Большое спасибо.
Он снова сел в синий «ровер» и двинулся по дороге на Смирну. Молодой человек намеревался встать на обочине, как только там окажется достаточно места, и несколько часов поспать. Клаудио вел машину один, и он, в конце концов, тоже сделан из мяса и костей.