Оракул Вселенной (Путь равновесия)
Шрифт:
— Итак, вы прибыли сюда отдохнуть, — сказала Джоанна.
Вновь стандартная фраза и неясный, тревожащий подтекст… Зоров молча кивнул, совершенно не представляя, как вести себя и что говорить. Броситься очертя голову в омут неопределенности, куда явно и круто сворачивал вроде бы безобидный разговор? Но если бы он смог разглядеть хоть намек на ключ к происходящему… Выручил инстинкт — тот самый, который непроизвольно отодвигает человека от края пропасти. Зоров сделал вид, что ничего особенного не происходит, и обычный разговор скользит себе по обычному, накатанному руслу.
— Вы тоже на отдых? — постаравшись придать голосу беззаботные интонации, спросил Зоров.
— Увы, я здесь работаю. Поэтому, кстати, хорошо отличаю завсегдатаев от новичков. Далеко не все любят бывать здесь, а кое-кто открыто называет
— Глядя на вас, Джоанна, я убеждаюсь, что критики «Геи-13» столь же далеки от истины, как Туманность Андромеды от Солнца, — игривый тон почти удался Зорову.
Лишь едва-едва дрогнули уголки губ Джоанны, взгляд слегка затуманился, тетива чуть ослабла. Было заметно, что она приняла очередное решение:
— Будем считать, Александр, что я отвергла брошенный вами спасательный круг. — И совершенно неожиданно спросила: — Вы любите стихи?
Зоров даже не удивился, лишь зябко повел плечами. «Вновь мгла заволокла путь, и кони захрапели, пугаясь топкой, вязкой почвы».
— Почему вы спросили об этом?
— Когда я обратилась к вам и вы обернулись, то долго и как-то странно смотрели на меня… а потом будто бы прошептали стихотворную строку.
— Я уже говорил, — Зоров смутился, — это было навеяно чарами ваших глаз… А стихи я люблю. Только вот на интерлинге стихов не пишут. У вас какой родной язык?
— У меня их два — английский и испанский. Предки моей матери жили в Англии, в графстве Суссекс, в настоящем средневековом замке. А отец у меня испанец, Алонсо Рамирос. И он говорит, что в его жилах течет кровь великого Гарсиа Лорки. А значит, она течет и во мне. Вы знаете испанский?
— Немного.
— Тогда послушайте.
Как-то незаметно они углубились в одну из галерей и оказались на небольшой уютной террасе, примыкавшей к галерее. За распахнутым настежь окном шумел ночной парк. Шел дождь, пахло прелыми листьями, деревья стояли, как затаившиеся в ночи великаны. Две-три звезды мерцали в тусклом разрыве облаков. Откуда-то издалека доносилась музыка, тихая и грустная, и сливалась с шорохом дождя и негромким, печальным голосом Джоанны.
Я твое повторяю имяПо ночам во тьме молчаливой,Когда собираются звезды к лунному водопою,И смутные листья дремлют,Свесившись над тропою.И кажусь я себе в эту поруПустотою из звуков и боли,Обезумившими часами,Что о прошлом поют поневоле.Я твое повторяю имяЭтой ночью во тьме молчаливой,И звучит оно так отдаленно,Как еще никогда не звучало.Это имя дальше, чем звезды,И печальней, чем дождь усталый.Полюблю я кого-нибудь сноваКак любить я умела когда-то?Разве сердце мое виновато?И какою любовь моя станет,Когда белый туман растает?Будет тихой и светлой? Не знаю.Коль могла б по луне погадать я,Как ромашку, ее обрывая! [2]2
Перевод с испанского Я. Серпина
Закончив читать, Джоанна долго молчала, глядя в заоконную тьму, изредка едва слышно вздыхала. Зоров тоже молчал, боясь нарушить чуткое очарование.
— Это мое любимое стихотворение Лорки, — не оборачиваясь, с затаенной болью в голосе произнесла Джоанна. — И самое близкое. Я лишь чуть изменила третью строфу, рассказав
Зоров молчал, болезненно напрягаясь и вздрагивая душой. Он давно уже понимал, что все происходит неспроста, а сейчас окончательно уверовал, что недаром подошла к нему эта девушка с неправдоподобно, мучительно прекрасными глазами, не просто так заговорила и прочитала щемящее, пронзительное стихотворение великого поэта… Это все должно иметь смысл, в который раз подумал Зоров. Это просто не может не иметь смысла. И разгадка рядом, как говорится, руку протянуть, шаг сделать… но он молчал, замерев и чуть дыша, стараясь унять сердце, которое, как ему казалось, слишком громко стучало в тишине. Шаг сделала Джоанна.
— Вы, наверное, думаете, почему я подошла именно к вам? — Девушка повернулась к нему с печальной улыбкой. — Я отвечу. Только вначале скажите: вам знакомо имя Энрико Гонсалес?
Зоров был готов, казалось, ко всему. Но вопрос Джоанны напрочь вышиб его из седла. Энрико Гонсалес. Весельчак, балагур, любимец всего Отряда… душа любой компании, неистощимый кладезь анекдотов, десантник божьей милостью, командир группы «Ураган»… Обрел вечный приют в черных скалах Гидры, четвертой планеты Беты Кассиопеи. Одиннадцать лет тому назад. А болит, как будто все случилось вчера… Но великий космос, откуда знает его эта девчонка?!
— Я любила его, — сказала Джоанна. — А к вам подошла, потому что увидела на груди точно такой же значок, который носил Энрико.
— Но Джоанна… Сколько же вам лет?!
— Двадцать восемь. Что, молодо выгляжу? Это обманчивое впечатление, уверяю вас. Порой я чувствую себя древней старухой… А тогда мне было семнадцать, и я любила… о, как я его любила! Возможно, вы подумаете, что я была молоденькой наивной дурочкой с романтическим ветром в голове? Отчасти да. Но Энрико я любила по-настоящему. Он был веселый, сильный. И добрый. И очень красивый. Девчонки за ним табунами увивались. Я жутко ревновала, бесилась… А потом сама призналась ему в любви и сказала, что хочу быть его женой. Он сразу стал каким-то очень серьезным… даже грустным, пожалуй. Раньше я таким его никогда не видела. «Десантнику лучше не иметь семьи, разве ты не знаешь?» — спросил. Я стояла перед ним, дрожала, как листок на ветру, и молила Бога, чтобы не разреветься. Он заглянул мне в глаза, покачал головой и положил свои широкие и теплые ладони мне на лицо. И держал так, пока я перестала дрожать и реветь перехотелось. От его ладоней точно ток шел, ласковый такой, успокаивающий… А потом вдруг снова заулыбался, поцеловал меня в щеку и сказал: «Ты подрасти пока, а я тем временем вылетаю свой регламент. Тогда и поженимся». Потрепал меня по волосам, подмигнул и ушел. Больше я его не видела, а через пять месяцев он погиб. Вот такая история. Десантники здесь нечастые гости, хотя Энрико любил бывать на «Гее-13». Меня часто брал с собой. Особенно ему нравились светомузыкальные представления на темы земной истории. Наверное, поэтому я и попросилась на работу в его любимый светомузыкальный театр «Гелиос». Так и работаю с тех пор. Сегодня у меня выходной, и я решила навестить сестру, она на Луне живет. Вышла на перрон… и тут вас увидела, значок этот… И не смогла пройти мимо. Все просто, Александр. Извините меня.
— Вы хотите уйти?
— Не знаю. Нет, наверное. К сестре я уже все равно не полечу. Настроение бесповоротно взлохмачено, как говорил поэт… так что, если вы не против, могу составить компанию. В качестве гида, например.
— Буду очень рад, — искренне сказал Зоров. И подумал, что хорошо хоть внешне он может держаться естественно. Странное внутреннее напряжение, от которого деревенел затылок и противно пересыхало во рту, не покидало его. Хотя вроде бы все и выяснилось.
— Где вы собирались развлекаться? — спросила Джоанна, искоса взглянув на Зорова.
— Планы дилетанта не стоят и ломаного гроша, — сказал Зоров. — Я полностью полагаюсь на ваш вкус.
— Гм… На вкус и цвет, как известно, товарищей нет… — Джоанна на секунду призадумалась, затем решительно качнула головой: — Так тому и быть. Идемте!
Они покинули террасу и по неярко освещенной галерее направились в глубь станции. На одном из перекрестков Джоанна ступила на самодвижущуюся дорожку и жестом предложила Зорову последовать ее примеру.
— Куда мы направляемся и что будет первым номером нашей программы? — осведомился Зоров.