Оракул

Ночкин Виктор

Ренган говорил и говорил, как всегда, на ходу выдумывая удивительные приключения взамен настоящих, не менее удивительных, которые он уже успел позабыть. Ренган без устали плел словесные кружева и знатные господа слушали его вранье, удивительным образом смешанное с правдой, слушали раскрыв рты… а перед глазами наемника стояла принцесса Амелия, — и теперь горцу казалось, что все эти годы, что провел в боях, он сражался за нее, во всех войнах и турнирах отстаивал право снова встретить принцессу, заглянуть в ее огромные глаза, коснуться белых рук — таких тонких, что, когда она

читает, водя пальцем по строкам, буквы просвечивают сквозь него… То ли из-за вина, то ли из-за усталости… но Ренган сейчас думал только об Амелии — потому что вдруг понял: завтра увидит ее.

Один за другим в лагерь возвращались местные сеньоры, присоединялись к пиршеству, поспешно наполняли кубки и пили, не гнушаясь чужой посудой — спешили нагнать тех, кто уже пьян и весел. Остатки императорской армии исчезли без следа… Потом кто-то заметил оранжевое зарево, встающее на юго-западе, это горел замок Эрренголь — имперский гарнизон, уходя, поджег крепость… Разговор прервался, Ренган воспользовался этим, чтобы тихо удалиться от костров. Забредя в кусты справить нужду, наемник услыхал разговор и узнал бас Норгана.

— Да, пока все складывается удачно для вас, но зачем вы сохранили жизнь Денанту? Не проще ли было тихо прикончить его, да заодно и всех, кто был при нем?

— Разумеется, это было бы славно, — тихо ответил герцог. — Но у Денанта есть сын. Здесь слишком много народу и смерть короля не удалось бы скрыть. Я не хочу, чтобы сын Денанта счел себя обязанным отомстить. Пусть лучше в Эритонии правит благодарный мне Денант, чем его обиженный на нас наследник…

Ренган потихоньку убрался от беседующих вельмож, пока его не услышали. Нынче наемника не интересовали политика и монаршие свары, он думал о принцессе. Сейчас ему казалось, что о принцессе Амелии он думает всю жизнь. Скорее всего Ренган ошибался — но он привык мешать правду с вымыслом и не делал различий между тем и другим.

8. Принцесса Амелия

С рассветом герцог Фиеро отдал приказ выступать к обители блаженной Энигунды… но поднять войско сразу не удалось. Сеньоры похмелялись, латники жаловались на усталость, обоз не мог собраться в путь, потому что почти все возчики и слуги ночь напролет мародерствовали на поле брани, обирая покойников… Поэтому герцог, которому не терпелось сладить дело поскорее, отправился к монастырю, прихватив с собой конвой в пятьдесят копий, возглавляемый графом Норганом, а также Ар-Арраха и, разумеется, Фомаса. Клирик мучился от неопределенности. Он не знал, как ему исполнить повеление епископа, и исполнять ли вообще… он тяготился одиночеством, поскольку во время боевых действий Ренгану было не до викария… наконец, он с непривычки отбил зад о седло, а неуемно поспешный жених торопил и велел двигаться быстрее…

Когда кавалькада растянулась по тракту, Ренган снова оказался рядом с приятелем и они смогли наконец поговорить спокойно — насколько позволяла тряска в седлах.

— Что мне делать, Ренган? — плаксиво воззвал священник. — Как быть?

— Ждать, как сложится дело, — пожал плечами северянин. — Не спеши пугаться. Свадьбу немедленно никто

не станет справлять, и венчание с королевой тоже отложат, вот увидишь. Такое событие проводят с пышностью и при великом стечении народа. У тебя еще будет время подумать… или сбежать.

— Но ты поможешь мне?

— С чего это? — Ренган пожал плечами. — Его светлость посулил мне хорошую должность при дворе… Ладно, ладно, не скули. Если ты решишься бежать, я постараюсь тебе помочь. Подумай лучше о голове.

Наемник похлопал по округлому свертку, притороченному к седлу.

— Продашь честную главу блаженной Энигунды настоятельнице, заработаешь на дорогу. В бегах монета нужна… О, гляди! — Ренган указал на догорающий Эрренголь, мимо которого как раз проезжала колонна. — Замок брошен поспешно, но без суеты. Здесь поблизости скрывается отряд имперцев, уж ты мне поверь…

— И что?

— Если в самом деле решил дать деру, не упусти момент, когда имперцы нападут. Тогда Фиеро станет не до тебя, понял?

— Понял…

Но имперцы так и не появились, округа была спокойна. К монастырю жених с дружками добрался без приключений.

То ли устав монастыря блаженной Энигунды был не слишком строг, и сестры почивали до полудня, а может, по какой другой причине, но когда оруженосец герцога Фиеро постучал в монастырские ворота — из-за них не донеслось ни звука, будто обитель вымерла. Оруженосец неуверенно оглянулся и постучал громче. Тишина. Ренган пустил белого шагом и, не спеша подъехав к герцогу, громко объявил:

— Ваша светлость, велите срубить вон тот тополь. У него ровный ствол, из которого выйдет превосходный таран. И еще следует запастись факелами, уходя мы сожжем монастырь.

Из-за ворот немедленно донесся визг:

— Кто вы такие? Зачем, во имя святой Энигунды, тревожите покой мирной обители?

— Откройте ворота, — велел герцог, — и впустите нас. Я все объясню настоятельнице. Не то и в самом деле нам придется прибегнуть к нежелательным мерам. Отворите — и дело завершится ко всеобщему благу.

— А кто ты таков? — выкрикнули из-за ворот, но менее решительным тоном.

— Я герцог Фиеро, и единственная моя забота — вернуть мир в несчастную Рнентонну. Для сего мне требуется увидеть принцессу Амелию и говорить с ней. — Монашки снова примолкли и герцог наконец проявил раздражение. — Открывайте, во имя господа, я и так трачу чересчур много времени на пустой разговор! Сэр Норган, велите рубить тополь!.. И готовить факелы!

— Постойте, постойте, — заторопились за воротами. — Мы готовы отворить, ежели поклянетесь не чинить зла.

— Клянусь, — буркнул Фиеро. — Все мои помыслы направлены исключительно к добру.

Ворота, поскрипывая, отворились, в образовавшемся проходе стояла, сложив ладони на объемистом животе, крупная женщина в монашеском одеянии — настоятельница. Внимательно оглядев снизу вверх герцога, она посторонилась, промолвив:

— Вступайте с миром в стены святой обители. Надеюсь, вы не станете нарушать покой наших сестер и не потащите с собой всю эту ораву.

— Будь по-вашему, — кивнул Фиеро, понукая коня, — со мной войдут…