Оракул
Шрифт:
– Это очень воодушевляет, – пробормотал Хорст.
– Белые держались дольше желтых, евреев и цыган. Но выявление достоинства одной расы перед другой не может осуществляться односторонне, – продолжил Гиммлер. – Утвержденная нами концепция сверхчеловека должна доказать и продемонстрировать уникальные духовные, физические и интеллектуальные возможности истинных арийцев. А это уже подразумевает проведение аналогичных исследований над представителями высшей расы. Как в любой селекции, экспериментам должны подвергаться самые лучшие, отборные экземпляры. Вы – идеальный герой, Вайстор. Вы и будете новым Адамом Четвертого Рейха. Вы проверите
Гиммлер говорил спокойно, с выверенной декламацией, точно долго репетировал, но бегающие за стеклами очков карие глаза и подрагивающие кончики желтых прокуренных пальцев выдавали его спешку.
– Надеюсь, что вы помните рекомендации наших вождей, – закончил свое напутствие Гиммлер. – Для членов внутреннего круга СС рекомендовано совокупление на древних могилах. От этого союза может родиться новое существо! Но есть одно маленькое «но»: на кладбище не должно быть расово неполноценных останков. Итак, кто она, ваша избранница?
– Элиза Сандивогиус, – не очень уверенно произнес Вайстор, словно заранее угадав реакцию Гиммлера.
– Элиза Сандивогиус? – быстро переспросил Гиммлер. – Странное имя, но оно мне определенно знакомо.
За стеклами его очков внезапно обнаружились бесцветные медузы, студенистые и жгучие одновременно. Гиммлер снял трубку черного настенного телефона, набрал код архивного отделения и надиктовал приказ:
– Да, да, Эльза Сандивогиус. Срочно доставить все, что есть!
Через несколько минут в кабинет рейхсфюрера вошел сухощавый обер-лейтенант, начальник эвакуированного архива Имперской канцелярии, и на стол Гиммлера легло пухлое досье с эмблемой Аненербе. На обложке зловеще чернела руна «Одал» в венке из дубовых листьев. В углу формуляра стояло число 33 и рунический знак «СС».
Прочитав несколько страниц и наскоро пролистнув остальные, Гиммлер аккуратно закрыл папку, завязал шелковые тесемочки на ее обложке и медленно снял роговые очки. По обрюзгшим щекам катились желтоватые капли. Казалось, что лицо его плавится и растекается на отдельные части и под этой рыхлой маской вот-вот обнаружится что-то странное, потустороннее, нечеловеческое..
– В бункере русская! – едва скрепив расползающееся лицо, обреченно прошептал Гиммлер. – Ты знаешь, кто эта девчонка?
– Она дочь мастера Сандивогиуса, – неуверенно ответил Хорст, – хотя откуда у древней развалины такой цветочек?
Он окончательно растерялся.
– Это русская! Русская!!! – почти взвизгнул Гиммлер. – Как эти олухи могли проспать такое дело! Я знаю, это все штучки Рузеля. Расстрелять бы мерзавца! Всю войну это дело валялось на полке рядом с разной бредятиной!
Гиммлер хлопнул по папке, выбив из нее пыль, и, немного успокоившись, заговорил:
– В начале войны эту девку вывезли из-под Новгорода. В этом месте на наших картах значилось что-то вроде белого пятна. Пленка всегда оказывалась засвеченной. Именно там исчезло несколько наших разведгрупп. В лесу попадалась обгорелая форма и оружие Вермахта, а на передовые разъезды нападали волчьи стаи. Если волков удавалось застрелить, то вместо зверей находили голые трупы немецких солдат. Чтобы не поднимать шуму, разведчики были вынуждены отступать. Нашим солдатам ценой больших потерь удалось загнать на высоту и уничтожить «русскую ведьму». Эту соплячку поймали там же, на берегу озера. Девчонка, и деревья, и даже камни были доставлены в одно из отделений «Аненербе», в замок Альтайн. Не туда ли вы летали сегодня утром, любезнейший?
– Мой рейхсфюрер, я ничего не знал, – омертвелыми губами произнес Вайстор.
– И немудрено… Все материалы по этому делу и показания очевидцев были сейчас же засекречены, и кто-то очень постарался, чтобы о них забыли напрочь!
– И что же… Какова участь этой русской? – спросил Вайстор.
– Девку надо расстрелять и лучше, если это сделаете вы сами.
В кабинете установилась тишина. Сцепив челюсти, Вайстор смотрел на черную руну на обложке папки.
«Эти умники из рейхсканцелярии всегда решали за всех и довели Германию до краха…» – мелькнуло в его голове, и Гиммлер успел прочесть его мысли:
– Отныне, Хорст, у вас нет частной жизни и иной цели, кроме долга перед Рейхом, – сказал он. – Не забывайте, что вам, именно вам, предстоит Посвящение. Вы сегодня же доставите Копье на остров Рюген, в замок Пилигримов.
– Хайль Гитлер! – Вайстор вскинул вперед правую руку, твердо зная, что выполнит приказ, но перед этим он сделает то, что хочет этот взбесившийся «зверь».
Гиммлер посмотрел на циферблат золотых часов:
– Видите ли, я как можно скорее должен отбыть из бункера по государственным делам, – и рейхсфюрер отвел воспаленные бессонницей глаза.
– Да, да, я понимаю, – с невольным облегчением пробормотал Вайстор.
В тот день Гиммлер и вправду не на шутку спешил. Через несколько часов у него была назначена тайная встреча. Все дни и часы рокового для Вермахта Зееловского прорыва, когда надежда остановить русского вепря все еще теплилась, Гиммлер провел на своей загородной вилле. Теперь его бывшие соратники смотрели на него с отчуждением и ненавистью, и немудрено: резервная армия, сформированная из элитных частей СС, оказалась брошена своим главнокомандующим. Он посетил бункер на несколько часов, зная, что покидает его навсегда. Этот тусклый человек, похожий на школьного учителя, предавал всех, кому служил. И в эти последние для Рейха дни за спиной фюрера он вел тайные переговоры с международным еврейским комитетом и искал пути для заключения сепаратного мира с союзниками от своего имени. Полчаса назад он был отстранен от должности рейхсканцлера, но об этом еще мало кто знал.
Заметив мрачное настроение Вайстора, Гиммлер решил его подбодрить:
– Я понимаю, как тяжело будет расстаться с девушкой, которую вы считали своей невестой. Я помогу вам. Здесь, в бункере, среди наших дам недавно появилась новая мода на «смертельную помаду». Наш дантист монтирует ампулы с ядом в зубные протезы. Насколько мне известно, фройляйн Ева закрепила ампулу на мостике между зубов. Не правда ли, очень мило? Я распоряжусь, чтобы дантист выдал вам ампулу.
– Благодарю вас, рейхсфюрер! Позвольте, я все сделаю сам.
Хорст торопливо вернулся в зал столовой и с неудовольствием заметил, что девушка уже не одна.
За столиком рядом с Элизой сидел офицер в расстегнутом кителе с содранными нашивками. Его лицо покрывала пороховая копоть.
На Хорста резко запахло шнапсом, многодневным потом и дешевым солдатским одеколоном.
– Позвольте поцеловать ручку, – пьяно икнул офицер и потянулся к девушке.
– Прошу извинения за этого солдафона, – Хорст склонил перед Элизой напомаженный пробор. – А вам, гауптман, – скривив губы, заметил он офицеру, – надо протрезветь. Не пытайтесь топить свое горе в вине…