Оранжерейный цветок
Шрифт:
Моя мама выглядит рассерженной.
— Тебе всего восемнадцать, Дэйзи.
— Мама, — говорю я. — Ты должна отпустить меня. Я обещаю, со мной всё будет хорошо.
— Я не понимаю. Я позволила тебе снять собственную квартиру. Ты жила сама по себе…
— Я не прощаюсь с тобой, — обрываю я её, также как она поступала со мной много раз в жизни. Как бы дерьмово это ни звучало — это чертовски приятно. — Мне просто нужно самой определять направление своей жизни. Вот и всё.
Я
Она вдыхает.
— И ты не пойдешь в колледж?
— Нет.
Она смотрит на меня некоторое время и говорит: — Ты всегда была самой легкомысленной по сравнению со своими сёстрами. Полагаю, я не должна удивляться.
Она немного щурит глаза. Думаю, это лучшее, что я могу получить. Этого достаточно для меня.
Затем она внимательно изучает мои волосы, прочесывая пальцами короткие, плохо уложенные пряди и сморщив нос.
— Мы можем сделать тебе наращивание и убрать этот цвет… Ты сама их подстригла? Это ужасно.
Она достает свой телефон и делает пометку позвонить в салон. И вот так просто, она делает вид, что я не давала никакого обещания, но я никогда не отступлюсь от него. Даже если она забудет или притворится, будто она в недоумении. Я напомню ей.
— Мне очень нравится так, — говорю я.
— Смешно, — говорит она, набирая текст на своем телефоне.
— Нет, правда, — говорю я ей серьезно. — Мне нравится, что они не идеальны, и мне нравятся блики. Я не собираюсь ничего менять.
Я смотрю на Роуз, и она гордо улыбается.
— Тебе не может это нравиться, — говорит она. — Это некрасиво.
Роуз вклинивается.
— Это её вкус.
— У неё плохой вкус, — огрызается она. — И я пытаюсь помочь ей понять это.
Роуз стонет.
— Мама, почему ты должна быть такой…
— Потому что я хочу лучшего для своих девочек, — отвечает она. Её взгляд останавливается на мне. — Я не знаю, что на тебя нашло. Раньше тебе всегда нравились твои волосы.
— Они мне никогда не нравились, — говорю я.
Она смотрит на меня.
— Это из-за Райка, да? Ты меняешься из-за мальчика.
— Райк никогда не говорил мне, как стричь волосы или в какой цвет их красить. Он только говорил мне думать за себя.
Я ловлю её взгляд, направленный на дверь передней кабины, где находится Райк. Она смотрит на неё так, будто она её как-то задела. Она винит его в моих мыслях и чувствах и, возможно, в моей внезапной смене профессии.
— Он говорит тебе, чтобы ты вытеснила меня из своей жизни? — спрашивает она.
— Мама, нет. Он никогда таким не был.
— Я ему не нравлюсь, — говорит она. — Я не удивлюсь, если он говорит
— Послушай меня, — умоляю я. — Он ни слова не сказал о тебе. Я люблю тебя, мама, и он это уважает.
Она качает головой, не веря. Ей даже не нужно добавлять следующую фразу, чтобы я это поняла, но она все равно это делает.
— Ты бы никогда не пострадала, если бы Райк не поехал за тобой в Париж.
Она снова и снова качает головой.
Печально, но в этом есть доля правды.
Я бы никогда не пошла в паб за Ло, если бы Райк не приехал.
Мы бы никогда не застряли в том бунте.
Но без этого жестокого сигнала к пробуждению я бы никогда не поняла, как сильно мне нужно высказывать своё мнение. Даже если это задевало мою маму. Даже если это разозлит её. Все это должно было быть сказано.
Для меня.
Ни для кого другого.
Ты — свой собственный якорь. Хочешь ли ты продолжать гореть или позволишь себе подняться?
Больше не буду тянуть себя вниз.
Я наконец-то готова подняться.
56. Райк Мэдоуз
Я в комнате наедине с моим, блять, отцом, отцом моей девушки и Коннором. Как только я вошел в самолет, Грэг положил руку мне на плечо и сказал: — Нам нужно поговорить.
Я подумал, что он хочет поговорить об этом с Дэйзи, но я уверен, что позже он проведет ещё одну беседу с ней, просто чтобы подтвердить, что я не спал с ней, когда ей было пятнадцать.
Он провел меня в переднюю кабину и усадил в кресло с кремовой кожей.
Мои больные мышцы напрягаются, чем дольше я нахожусь в комнате с чертовым дьяволом и его подельником. Этот дьявол, кстати, уже налил себе второй стакан виски: чистый, один кубик льда. У окна он делает большие глотки, сидя в кресле рядом с Коннором и наблюдая за Грэгом, сидящим на своем месте напротив меня.
— Я даже не знаю, с чего начать, — признается Грэг, его зеленые глаза нацелены на меня, как на чертову мишень.
Я потираю затылок и говорю: — Вы можете спрашивать меня о чем угодно.
Я не могу смотреть на своего отца, который, блять, находится всего в трёх метрах от меня. Я не находился так близко к нему уже много лет.
— Я могу придумать сотню мест, с которых можно начать, — говорит мой отец, потягивая виски из своего стакана.
Вместо того чтобы встретить взгляд отца, я смотрю на Коннора рядом с ним, выражение его лица не поддается прочтению, он пьет красное вино. Он легко помещается среди этих мужчин, которые вдвое старше его, и Коннор излучает гораздо больше гребаной уверенности, чем любой из них.