Оранжевая планета

Борин Борис

Тщетно я рылся в памяти. Кто мог прежде подумать, что мне в космосе понадобятся земные игры людей далекой эпохи? Некоторые вспоминались: крокет, домино, лото, орлянка… Но все это явно не годилось.

Как ни странно, нужную игру подсказали мне автоматические весы. Когда я вывалил на них очередную тачку руды, часы заявили: «Прошло два с половиной часа, до конца нормы осталось двадцать одно…»

Ну, конечно же, — двадцать одно! Очко! — Карточная игра, которой увлекались в давние времена социально опасные люди — жулики и воры. Эта игра

азартна. Быстрый темп, чередование проигрыша и выигрыша, удачи и неудачи. Мгновенная смена эмоций и, следовательно, мгновенная смена напряжений в электромозгу нашего металлического партнера.

Я объяснил правила игры своему ученому другу.

— Примитивно, — поморщился старый кибернетик.

Я предложил сыграть. На похлебку, как когда-то играли в тюрьмах. Старик взял карту, недоверчиво улыбаясь. Опомнился он, проиграв завтраки и ужины на месяц вперед. И мне пришлось убеждать потрясенного неудачей старика, что я не возьму у него ни одной выигранной чашки похлебки.

— Опасная игра, — сказал старик, — но это, пожалуй, то, что нужно. Полное отсутствие логики расположения карт в перетасованной колоде. Рассчитать нельзя, можно ориентироваться только на эмоции: предчувствие, веру, гадательные предположения.

По неподвижному лицу робота нельзя догадаться о мыслях и намереньях, поэтому, когда я предложил ДС-00011 сыграть в карты, он ответил не сразу. Казалось, что стук моего сердца может услышать даже стража за проволокой.

— Вы опять будете дураками, — наконец самодовольно сказал робот.

— Это другая игра, Доблестный Страж Три Ноля Одиннадцать, — объяснял старик. — Она примитивна. В эту игру на далекой планете играют дети…

— Проигравший считается дураком? — не дал закончить объяснения робот.

— Да. Считается, что он дурак даже среди детей.

— Правила?

Я рассказал.

— Карту!

Я остановился на семнадцати. У старика — двадцать три — перебор. У робота — две десятки.

— Дураки даже среди детей, — заявил нам ДС-00011.

Вскоре счастье изменило роботу. Он стал волноваться. Когда у него было мало очков, ДС-00011 барабанил железными пальцами по столу. Этот нервный стук был для меня сигналом — рискнуть, взять еще карту… И нет ничего удивительного, что робот проигрывал. И каждый раз я не забывал сказать ему:

— Ты — дурак. Даже среди детей.

Прозвучал радиоприказ: «Спи!» ДС-00011 не обратил на него внимания. Он проигрывал. Он мечтал отыграться. Он, как тысячи незадачливых игроков, пытался угадать, понять, запомнить чередование карт в колоде. Самолюбие робота жестоко страдало. Электрические провода в его мозгу перегревались. Он погиб неожиданно, перегорел, как электроутюг.

Дальнейшее — просто. Ученый хорошо разбирался в роботехнике. Нажимая на какие-то рычаги, он раздвинул стальную оболочку робота, как раздвигают панцирь вареного рака. Старик, кряхтя и задыхаясь, вытаскивал из металлического костюма уйму каких-то шарниров, реле, метры перепутанного провода.

Все

эти электровнутренности я зарыл глубоко в песок, возле столовой. Затем облачился в латы ДС-00011. Эти цифры были выгравированы у робота на груди и спине. Ходить в железном костюме тяжело, но я когда-то неплохо переносил перегрузку. Даже при разгоне космолета, который обычно проводит автопилот, я никогда не терял сознания.

— Пройдись еще раз, — попросил старик.

Я прошелся.

— Медленнее. Более степенно и важно.

Я прошелся медленно, степенно и важно.

— Теперь ничего. Скажи что-нибудь.

— Тебе пора спать! — Мой голос, замкнутый между забралом и металлическими захватами воротника, звучал глухо, как в подземелье.

— Похоже, — сказал, явно сомневаясь в этом, старик. Он хотел меня подбодрить. — Однако лучше говорить поменьше.

— Разумеется.

— Рычаги, чтобы снять шлем и нагрудник, — на правом боку. Твое место в случае тревоги, место ДС-00011, возле главных ворот. Задача робота: не допустить прорыва воспитанников к воротам.

— Помню.

— Будь осторожен, Путник. Не забывай, что ты ДС-00011.

Стараясь ступать, как меня учил старик, важно и медленно, я подошел к воротам. Свет сильных ламп дрожал и переливался на моем панцире. Робот, охранявший выход, неторопливо и молча отодвинул массивную дверь.

Четвертое донесение соглядатаев:

…Следов подкопа под изгородью или перерезанной проволоки не обнаружено. Роботы в ту ночь были на местах, радиосирена в исправности. Необъяснимый побег Путника зародил в страже сомнение в своем превосходстве и могуществе. Объявлен всепланетный розыск…

Пятое донесение соглядатаев:

…Известие о побеге вызвало нежелательные толки.

О Путнике говорят со страхом и уважением…

Шестое донесение соглядатаев:

…Сегодня ни один обитатель планеты не явился к домовому соглядатаю с рассказом о своих неблагонадежных мыслях и разговорах. Не доносят и друг на друга. Домовые и квартальные соглядатаи встревожены…

6. Я ДЕЛАЮ КАРЬЕРУ

Радиосирена истошным воем вспорола воздух сразу же после завтрака. Тревога! Я бросил немытые чашки и полупустой котел с похлебкой. Скорей! Я стою на боевом посту возле главных ворот. В заключенных я стрелять не смогу, в роботов стрелять бесполезно…

Однако воспитанники и не рвутся к воротам. О чем-то оживленно переговариваясь, они бродят по песку. На работу никто не торопится. Да их и не посылают. За проволокой в ожидании замер железный ряд Доблестных Стражей.

Так прошел день. К вечеру прибыл сам Великий Правитель службы наблюдения.

Он шел вдоль проволоки, коротконогий, багровый, плешивый, злой. За ним шагали помощники в голубых куртках и роботы личной охраны. А сзади всех семенил Главный Учитель школы оздоровления мыслей. От его обычной, спокойной надменности не осталось и следа.