Оранжевый для савана
Шрифт:
— Кто вас избил, Артур?
— Бун Уаксвелл.
— Эти Уаксвеллы просто злыдни, все равно что моккасиновые змеи [5] . У вас есть хоть кто-нибудь, к кому вы могли бы поехать?
— Нет.
— А где вы работаете, в основном?
— В магазине.
— Уволили вас?
— Я закрыл дело.
— Та одежда, что была на вас, хорошего качества. Поношенная, но хорошая. И разговариваете вы вежливо, как окончивший хорошую школу. И есть культурно умеете. Мы с Сэмом осмотрели вашу одежду, но никаких документов у вас с собой не было.
5
Моккасиновая змея — вид ядовитых водяных змей, водящихся во Флориде
— Там должен был быть бумажник с водительскими правами, карточками и тому подобным.
— И может еще с тысячей долларов? Если он и был у вас, Артур,
— Меня никто не разыскивает. Ни для допроса, ни для чего другого.
Она изучающе поглядела на него и сама себе кивнула.
— Ну, ладно тогда. Что вам нужно, мне кажется, это найти какую-нибудь работу, чтобы деньги на дорогу заработать. Вы можете пока пожить у нас, пока денег не наберете. Потом заплатите мне за постой. Я знаю, есть люди, которые просто шатаются по свету. Для молодежи это еще туда-сюда, Артур, но для взрослого мужчины это... Без постоянной женщины вы просто в старого бродягу превратитесь. Так что вы подумайте.
Сэм нашел ему работу по подготовке клуба «Ружье и удочка» к открытию сезона. Артур разослал необходимые бумаги, прошел бюрократические формальности, необходимые для получения водительских прав и выдаче дубликата карточки социального страхования. Это не заняло много времени. Когда он закончил работу в клубе, то подыскал другую, — простым рабочим на строительстве домов вблизи аэропорта.
Сэм Даннинг отгородил часть гаража, а Лифи поставила там койку, стол, лампу и сундук, задрапированный хлопчатобумажным лоскутом, подоткнутым под верхний край. После искренних и долгих препирательств, он стал платить двенадцать долларов в неделю за еду и комнату. Лифи хотела десять, а он настаивал на пятнадцати.
Рассказывая мне, Артур задумчиво заметил, что это было странное время. Он никогда в жизни не занимался физическим трудом. Старший мастер несколько раз чуть-чуть не уволил его за врожденную неловкость, пока он приобретал простейшие навыки. Зато потом работа стала доставлять ему удовольствие — он обучился забивать гвозди без круглых, как совиный глаз, следов вокруг шляпки; определять, когда цементный раствор застынет до нужной консистенции; вкатывать тачку по пружинящей доске. Артур говорил, что просто в лепешку расшибался, осваивая эти премудрости. Отвечал лишь когда к нему обращались. Сидел с детьми, когда Сэм и Лифи Даннинг уходили в субботу вечером. По выходным он помогал Сэму приводить в порядок катер, а иногда и работал у него матросом, когда кто-нибудь нанимал судно. Он словно прятался от всего, что могло напомнить ему о прошлом и становился кем-то другим. Почти ничего не тратил, копил деньги, не считая их. Он мог лежать на койке, не думая ни о чем. Когда мысли вдруг обращались к Вильме или потерянным деньгам, он быстро обрывал их, возвращаясь к успокоительной серости жизни, чувствуя только, как подкатывает к горлу тошнота от невозможности избежать воспоминаний. Временами он просыпался от эротических снов, связанных с Вильмой, но они быстро блекли, оставляя лишь привкус во рту да ощущение ее кожи на ладонях.
Лифи родила ребенка в январе, третьего мальчика. Артур подарил ей автоматическую стиральную машину, не новую, но в хорошем состоянии. Они с Сэмом подключили ее к водопроводу и к сети накануне возвращения Лифи. Та была просто в восторге. Она стала относится к Артуру еще теплее, и вскоре напрямую принялась сватать Артура и семнадцатилетнюю девушку по имени Кристина Кэнфильд, живущую на нижней улице. Кристина сбежала в Кристал Ривер с рыбаком, ловившем под камнями крабов, а к Рождеству вернулась домой, в одиночестве и на сносях. Она была младшей из трех дочерей, две старшие вышли замуж и уехали, одна в Форт Мьерз, другая в Хомстед. Кристина, рослая, светло-русая, по-детски привлекательная, была спокойной, приятной, медлительной девчушкой, часто улыбавшейся и всегда готовой расхохотаться.
— В том доме, что Кобб Кэнфильд для своей Люси выстроил, до того, как Томми получил хорошую работу в Форт Мьерз, никто не живет. Ты мог бы неплохо устроиться, — говаривала Лифи.
— Да ей всего семнадцать!
— Но она носит в себе доказательство, что уже женщина. Правда, это пока еще почти незаметно. Ты ей нравишься Артур, просто нравишься. Она здоровая, и работящая, и денег у них куры не клюют. И она черт знает что натворила, как дикарка убежала. Кобб будет так благодарен, если это удастся замять, что и тебя добром не обойдет, можешь мне поверить. Кристина будет тебе надежной подругой, не то, что многие ее ровесницы на острове.
— Мне следовало это рассказать тебе раньше, Лифи. Я женат.
Она прищурилась, обдумывая новую проблему.
— Ты собираешься снова жить вместе с женой, Артур?
— Нет.
— У нее есть причины тебя разыскивать?
— Нет.
Она кивнула своим собственным мыслям.
— Закон ничего против не имеет, пока никто шума не поднимает. Просто держи рот на замке насчет той жены. Кобб
Чуки завершила свою серию пыток, подошла и, тяжело дыша, уселась рядом с нами; коричневое тело блестело от пота, волосы спутаны.
— Удивительно, что мы снова тебя увидели, Артур.
— Может, и не увидели бы. Я думал об этом. Она была доверчивой и преданной, как собака, которую с дождя приводишь. Я мог бы там остаться до конца своих дней. Но я все время помнил о восьми друзьях, которые в меня поверили. В некотором роде это меня угнетало намного больше, чем потеря моих денег. Ведь и их деньги ухнули туда же. А давление со стороны Лифи и Кристины лишь заставило меня постоянно помнить об этом. Так что я сказал, что у меня есть кое-какие личные дела, которые надо уладить. И я вернусь, как только смогу, может, через несколько недель. Это было два месяца назад. Я отправился обратно в Неаполь, думая, что, может, мне удастся поправить свои дела ровно настолько, чтобы выплатить друзьям долг.
Потом Артур рассказал, как он вернулся в мотель «Цвет лимона». Там он обнаружил, что все его вещи давным-давно проданы, да еще осталось девять долларов задолженности за комнату. Артур выплатил их из тех семи сотен, которые ему удалось скопить. Нашел себе другую комнату. Купил ту самую одежду, в которой и приплелся ко мне. Отправился повидаться с Крейном Уаттсом. Уаттс достал папку с делом. За время его отсутствия потребовалось еще одно дополнительное вложение средств в дело. Когда все их попытки найти мистера Уилкинсона окончились впустую, его участие, согласно условиям соглашения, было прекращено. Поскольку после длительных переговоров им так и не удалось заключить оптовую сделку на покупку Кипплер-Тракт, то синдикат был распущен, а все лежавшие на счету деньги были поделены между его участниками пропорционально их интересам на конечный момент сделки. Артур потребовал адреса Стеббера и Гизика, но Уаттс сказал, что если он хочет им написать, то может пересылать письма в его контору для дальнейшей отправки. Артур с жаром заявил Уаттсу, что его попросту ограбили и он уж постарается, черт побери, устроить им все возможные неприятности, какие только сможет. Так что если они хотят уладить дело и избежать расследования, то он подпишет безусловный отказ от своей доли в обмен на возмещение в размере десяти тысяч. Уаттс, по словам Артура, выглядел нечесаным, заросшим щетиной, в грязной рубашке спортивного покроя. Уже в одиннадцать утра от него несло бурбоном. Вдохновленный растерянностью Уаттса, Артур солгал ему, сказав, что его адвокат уже готовит подробную жалобу Генеральному адвокату Штата Флориды, копию которой отошлет в Коллегию адвокатов. Уаттс вспылил, сказал, что ничего не поможет, так как сделка была абсолютно законной.
Артур дал ему свой временный адрес и сказал, что будет лучше, если кто-нибудь свяжется с ним, как можно скорее, и перешлет деньги.
Артуру позвонили в пять вечера. Оживленный девичий голос сообщил, что звонит от имени Крейна Уаттса, чтобы сообщить, что Кэлвин Стеббер хотел бы встретиться и выпить с мистером Уилкинсоном в «Пикадилли Паб» на Пятой Авеню в шесть вечера и обсудить все его проблемы.
Артур пришел раньше. Бар был шикарным, но каким-то затемненным. Он сел на табурет у обитой кожей стойки и, когда глаза привыкли к темноте, осмотрелся вокруг. Взгляд его упал на длинную стойку и ближайшие столики, но Кэлвина он так и не увидел. Вскоре рядом с ним возникла молодая женщина, стройная, хорошо сложенная, сексапильная, но строгая, представившаяся, как мисс Браун. По ее словам, ее послал мистер Стеббер, который немного задержится и придет позже. Артур перенес свой бокал за заказанный столик. Мисс Браун парировала все его вопросы о Стеббере с секретарской выучкой и потягивала сухой шерри микроскопическими дозами. Его вызвали к телефону, он вышел, но оказалось, что это ошибка. Кто-то просил мистера Уилкерсона, представителя Компании стройматериалов из Флориды. Вернувшись к столику, Артур внезапно почувствовал, что комната накренилась, и рухнул прямо у ног мисс Браун. Она усмехнулась. Потом в его смутных воспоминаниях мелькали образы мисс Браун и какого-то мужчины в красной куртке, помогавших ему выбраться из ее машины. Проснулся он в округе Палм, в вытрезвителе, без денег и документов, больной, слабый, с раскалывающейся до слепоты башкой. Днем помощник шерифа с полнейшим безразличием предъявил ему счет. Артура задержали, когда он шатался по общественному пляжу, дурно пахнувший и бессвязно бормочущий. Его привезли в участок и зарегистрировали под именем Джона Доу. Сфотографировали в анфас и в профиль. Обычная процедура. Он мог признать себя виновным и сесть на тридцатидневный срок, начиная с этого дня, или признать себя невиновным и выйти под двухсотдолларовый залог до выездной сессии суда, которая состоится через сорок дней. И еще ему разрешалось сделать один звонок.