Оранжевый для савана
Шрифт:
— А почему бы и нет?
— Дальше это дело, похоже, становится, слишком грязным.
— А я только что вышла в белом передничке из ворот монастыря. Продолжай, Трев.
— Мисс Макколл, самый страшный в мире зверь — это не профессиональный убийца. Это любитель. Вот когда они чувствуют, что кто-то отбирает у них то, что они с таким трудом добыли, тогда они и прибегают к самому жестокому насилию. Глубоко нечестный человек способен выразить свое негодование самым что ни на есть убийственным способом. В данном случае, эта сука почувствует, что за ней следят, активизируется и будет жаждать крови. Не думаю, что проигрыш ее привлекает.
Она смотрела на меня изучающе, и я почувствовал, что надвигается
— Любой стоящий мужчина найдет такое расследование возбуждающим.
— Да, черт возьми, весьма возбуждающее чувство охватит тебя, когда маячит перспектива быть вышвырнутым в окно. Или почувствовать, как тебя переедет машина.
— Милый, и ты не ощутил даже самого слабого позыва? А ведь эта дама, между прочим, одно время глаз на тебя положила.
Высокая коричневая девушка всего лишь с крохотным розовым лоскутком на теле, сидящая по-турецки на моей виниловой имитации тика. Внизу, на кормовой палубе, настлан настоящий тик, что отчасти оправдывает такую подделку. Глядя на меня с сомнением, она продолжила:
— Мужики с такими, как она, ведут себя расковано.
— Артур так не действовал.
— А что же тебя-то уберегло? Радар?
— Сигнализация. Холостяцкие изобретения для определения ядовитых видов. Один неплохой способ состоит в том, чтобы понаблюдать за реакцией других женщин. И ты, и другие девушки, чуть появлялась Вильма Фернер, тут же разом поджимали губки и обращались с ней почтительно-вежливо. И никогда не вели при ней своих женских разговорчиков. Не обсуждали одежду. Не судачили о ее свиданиях. Не водили на массаж. Не поверяли девичьих секретов. Точно также, солнышко, и женщине следует быть осторожной с мужчиной, с которым не имеют дел другие мужчины.
Это было сказано чуть неосторожно, уж слишком прямой камешек в ее огород. Фрэнк вызывает у большинства мужчин горячее и сладостное желание как следует вмазать ему по роже. В темных глазах Чуки появилось отсутствующее выражение.
— Если бриз стихнет, сюда куча мошкары налетит.
— Согласно долгосрочному прогнозу, слабый ветер сменится более сильным.
Я героически встал. Будь я один, то, наверное, со стонами дополз бы до перил верхней палубы и перевалился через них. Тщеславие — это чудодейственное лекарство. Я мог рассчитывать еще на три-четыре дня пыток, прежде чем к телу, как я надеялся, вернется его былая гибкость, в сочетании со стальным прессом, сброшенным весом и нерасстроенной нервной системой.
Когда я выпрямился и зевнул, Чуки сказала:
— Эй!
Она подошла поближе и очень робко, одними лишь кончиками пальцев, потрогала розовую вмятину у меня под левым локтем.
— А, просто царапина.
— Ножом?
— Угу.
Она проглотила слюну и сникла.
— Сама мысль о ножах приводит меня к тому, что все внутри переворачивается. И заставляет вспомнить про Мэри Ло Кинг.
Пока я отсутствовал, занимаясь тем последним делом, что обеспечило мне финансовую сторону летнего отдыха, какой-то зверюга порезал Мэри Ло. В марте, когда двойняшки работали на Майами-Бич. Его поймали за пару часов, перебрав всех замешанных в малых преступлениях на сексуальной почве. Этого считали безопасным. Несколько раз его сажали на небольшой срок. Подглядывал, появлялся на людях в неприличном виде. По профессии он был поваром. И все время накручивал себя на то, чтобы стать по-настоящему крутым парнем, а Мэри Ло просто оказалась в неудачном месте и в неудачное время. Он был малоразборчив. Напал на первую встречную. Полицейские не сосчитали, сколько ран она получила. Просто сказали: «более пятидесяти».
Психиатры называют это болезнью. Полицейские считают страшной проблемой. Социологи — продуктом нашей культуры, нашим пуританским стремлением считать секс наиприятнейшей гадостью.
Некоторые
— Никто ничего не знает о Мэри Ло? — спросил я.
— Только то, что она оклемалась и вернулась на Гавайи.
Чуки отступила на шаг и оглядела меня с ног до головы, словно изучая металлическую скульптуру в парке Музея современного искусства. Печально покачав головой, она проговорила:
— Макги, клянусь, я действительно никогда раньше не замечала, как много раз тебя калечили.
— Ну, эта-то отметина появилась, когда мне три года было. Мой старший брат зашвырнул на дерево молоток, чтобы сбить яблоки. Он-то и упал на меня вместе с ними.
— И тебе нравится это сумасшедшее занятие, при котором ты сплошь и рядом оказываешься на волосок от гибели?
— Ну, разумеется, ушибаться я не люблю. Каждая насечка заставляет становиться осторожнее. Может, со временем, я и стану настолько осторожным, что придется подыскать какую-нибудь другую профессию.
— Ты серьезно?
— Серьезно. Шахтеры зарабатывают силикоз. Врачи — стенокардию. Банкиры — язву. Политики — удар. Помнишь, как в анекдоте про аллигаторов? Радость моя, если бы с людьми ничего не случалось, мы бы все, как в дерьме погрязли.
— А мне следовало бы присмотреться, что с другими парнями происходит. Ладно, ты не можешь ни о чем серьезно говорить.
Она пошла к лестнице и спустилась вниз, как... как могла только танцовщица.
Как раз в данном случае я мог говорить серьезно, но не в том смысле, какой в это вкладывала она. На мне швов не меньше, чем на стеганном одеяле, и, ей Богу, ни единый из них не доставил мне ни малейшего удовольствия. И у самых младших сестер есть синдром старшего сержанта. Я спустился вниз и достал долгожданную трубку. Чуки гремела кастрюлями на обитом нержавейкой камбузе. Я прошел в комнату для гостей, где поселился сам. Это решение приняла Чуки, когда мы снаряжали яхту в плавание, запасаясь провизией, а она переносила на борт свои шмотки. Ровным голосом она объявила, что не собирается ходить вокруг да около. Все нам троим известно, что она спала с Артуром до его женитьбы, а огромная кровать в моей каюте — она уже стояла там, когда я выиграл яхту — давала ей гораздо большую возможность присматривать за ним. А если он захочет этим как-то воспользоваться, то она готова пожалеть его или в лечебных целях, или из хорошего отношения, или в память о старых временах, или из соображений морали — в общем, сказала она, «называй это, как тебе угодно, Макги, черт побери».
Я ответил, что вообще стараюсь избегать разговоров на эту тему, перенес свои вещи и вернулся к грязной и жаркой работе, занявшись смазкой левого двигателя, который после слишком долгого простоя работал с перебоями.
К вечеру Артуру Уилкинсону стало лучше. Была тихая ночь. Мы сидели в шезлонгах на кормовой палубе, глядя на длинную серебристую дорожку лунного света на черной поверхности воды.
Я не без труда заставил его заново рассказать мне кое-что из того, о чем он уже говорил. Время от времени я перебивал его речь своими вопросами, пытаясь понять, не удастся ли разблокировать то, что было глубоко запрятано в тайниках его памяти.