Оранжевый для савана
Шрифт:
Вивиан оглянулась со слегка расстроенным видом.
— Пять с половиной центов пункт. Боже мой!
— Он был совсем не в форме. То есть, конечно, это не значит, что он пропускал свою очередь или забывал заказать игру. Ничего подобного не было. Просто он был излишне оптимистичен.
— Сколько вы проиграли?
— Это не имеет значения.
— Я настаиваю!
— Двадцать один доллар. Но, в самом деле...
Она прикусила губу, открыла свою белую спортивную сумочку и порылась в ней. Я положил ладонь ей на запястье, задержав руку.
— Я в самом деле не возьму их.
Вивиан сдалась, сказав:
— Мне бы действительно
— Нет. Когда он расплатился, то почувствовал себя немного нехорошо. Он сейчас на маленьком балкончике за комнатой для карт... отдыхает.
Она нахмурилась.
— Наверно, мне лучше увезти его домой.
— Он выдохся. Так что там ему ничуть не хуже.
Вив смотрела куда-то в пустоту за моей спиной, взгляд ее потускнел.
— Просто он, кажется, начинает волн... — она умолкла на полуслове, бросив на меня неловкий взгляд.
Обозленный жизненными неудачами мужчина ставит свою привлекательную жену в странное положение. Все еще связанная с ним остатками уверенности и надежности, а также всем грузом воспоминаний о чувствах и теплоте, она не замечает собственной уязвимости, и, что еще более важно, не задумывается о том, как могут расценить эту уязвимость другие мужчины, надеющиеся ею воспользоваться. Замечая повышенный интерес и выслушивая предположения со стороны друзей и соседей, понимая, что все ближе и ближе надвигается беда, она чувствует, что обязана быть более осторожной, так как это тоже своего рода верность. Надеясь на благополучное окончание предстоящих жизненных перемен, ей хочется, чтобы не было причин в чем-нибудь себя винить.
— Принести вам выпить? — спросил я.
— Будьте добры. Виски с содовой, пожалуйста. Не крепкий и побольше.
Вернувшись с бокалом, я заметил, что она беседует с юным Дейвом Саблеттом. С первого взгляда было ясно, что она от него отвязалась. Уходя, Дейв обернулся и посмотрел на меня, упрямым и возмущенным взглядом.
— Мистер Макги...
— Трев.
— Хорошо. Трев, вам не кажется, что он поднимет шум, если попытаться отвезти его сейчас домой?
— Вполне может, Вивиан.
Она выглядела удивленной.
— Это так странно слышать Вивиан. Когда я была маленькой, меня звали Виви, а сейчас — Вив. Вивиан — так называла меня мама, когда бывала по-настоящему сердита. Вивиан — это официально. Но ничего. Наверно, мне даже нравится, что кто-то меня так называет. Может, это будет напоминать мне, что пора бы уже вырасти.
— Это не мое дело, конечно. Но у него действительно что-то не так? Здоровье? Дела?
— Не знаю. Он просто... изменился.
— Недавно?
— Я даже не могу сказать, когда это началось. По крайней мере уже год назад. Трев, я просто не могу больше здесь оставаться и... быть спокойной, общительной и очаровательной, черт побери. Не знающей, что они смотрят на меня и говорят, бедная Вив. Он обещал, что на этот раз все будет по-другому. Но если Уаттс отказывается идти домой... могло быть хуже.
— Я могу увезти его без шума.
Она пожевала губу.
— Наверное вас он лучше послушает. Но мне бы не хотелось портить вам вечер.
— Я пришел сюда только потому, что мне было больше нечего делать.
— Ну ... если вы не возражаете.
Она показала мне боковую дверь, через которую можно вывести его к стоянке для машин. Солнце зашло, гриль поблескивал вишнево-красным, оранжевые язычки пламени мигали на верхушке полинезийского пьедестала выносной кухни,
Вытряхнутый из объятий сна, Крейн Уаттс принялся хныкать и раздраженно скулить.
— Пустит-те меня! Бога ради! — Он сфокусировал на мне расплывающийся пьяный взгляд. — Вы, партнер. Дешевый ублюдок по полцента. Пользы от вас ни черта не было. Мне нужен был разумный человек, партнер как-вас-там. Дайте мне кого-нибудь получше этого паяца, и я возьму его к себе в пару.
— Крейн, вы едете домой.
— Да что ты талдычишь! Бойскаутом этой суки заделался? Пшел на фиг, самаритянин. Я остаюсь. Я буду веселиться.
Я рывком сдернул его с кушетки, перехватил метнувшийся на меня кулак, чтобы удобно было вести его за руку, захват, оставляющий свободными указательный палец и мизинец и прижимающий два средних к ладони обхватывающей руки. Лицо Крейна Уатта задергаюсь в конвульсиях, он отвел в сторону другой кулак, и я дал ему испробовать немного настоящей боли, достаточно ощутимой, чтобы пробиться сквозь алкоголь. Крейн побледнел, лицо вспотело и от него отхлынула кровь. Он тихо пискнул и опустил занесенный кулак.
— Тут у вас неприятности? — спросил чей-то нервный голос. Обернувшись, я увидал в дверях служителя клуба.
— Никаких неприятностей. Просто я собирался отвезти мистера Уатта домой.
Легким пожатием я намекнул Уатту на необходимость подтвердить мои слова.
— Просто идем домой, — тихо прошептал он, изобразив странную имитацию одобряющей улыбки.
Служащий помедлил, сказал «спокойной ночи» и удалился.
Крейн Уаттс сделал очень осторожную попытку высвободить руку и обнаружил, что это лишь усиливает боль. Он очень аккуратно вышел рядом со мной, достаточно выпрямившись, делая маленькие ответственные шажки и совсем не качаясь. Этот захват показал мне один полицейский в Нассау. Примененный неверно, он смещает кости или ломает костяшки. Правильный захват натягивает нервы среднего и безымянного пальцев на суставы так, что выбьешь десять баллов на шкале боли. Девять — это пик мигрени и родов, и даже самые стойкие падают в обморок между девятью и десятью. Ты видишь, как меняется цвет их лица, выступает пот и туманится взгляд перед точкой падения. И все проходит очень спокойно. Маленькая боль заставляет людей выть и вопить. А та, что терзает, вызывает лишь почти беззвучный писк. Кроме того, сильная боль способствует внезапному протрезвлению. К тому времени, как я открыл ему дверцу машины, было понятно, что дальнейших неприятностей с его стороны не предвидится. Я втолкнул его внутрь, обошел машину, сел за руль, включил зажигание и поехал вслед за «мерседесом».
— Боже мой, — простонал он, обхватив живот руками.
— Поболит минут десять и пройдет.
— У меня все внутри горит, до самого затылка, парень. Это что, какой-нибудь вид дзюдо?
— Нечто в этом роде.
Через несколько минут он медленно выпрямился.
— Начало проходить, как ты сказал.
— Извини, что пришлось это сделать, Крейн. Я обещал твоей жене отвезти тебя домой.
— Наверное, я тебе и выбора особого не оставил, черт побери. Или ей. — Я заметил, что он разглядывает меня, когда мы проезжаем уличные фонари. — Повтори, как твое имя?