Оранжевый для савана
Шрифт:
Чуки вопросительно посмотрела на меня, и я одобрительно кивнул. Они ушли.
Когда дверь закрылась, Стеббер сказал:
— Бенни утверждает, что вы очень хитры. И сказал, что не стоит никого посылать за вами. Вы как-то заставили двух славных мальчиков так пожалеть об этом, что они долго свое приглашение помнили. Он не советовал выслеживать вас в каком-либо направлении. Сказал, что вы, как правило, действуете в одиночку. Но если заключаете договор, то соблюдаете его.
— Итак, теперь вы хотите узнать, что у меня на уме.
— Я понимаю, что Вильма не могла вас послать. Она не такая дура, чтобы питать надежду снова войти в дело. И она сказала бы вам телефонный пароль. Это просто изменение цифры в соответствии
— Сказав это мне сейчас, чтобы продемонстрировать свое доверие, вы, как только сможете, измените пароль.
— Обижаете, мой мальчик.
— А секретарша, что накормила Артура гадостью, от которой он вырубился в «Пикадилли Паб». Это могла быть Дебра, я так полагаю.
— У вас глаз наметанный. Немногим мужчинам удается разглядеть, какой суровой на вид она может стать. А как бедняжка Артур?
— Банкрот.
— И должен был им стать. Это было самое последнее предприятие Вильмы. А ваша мисс Маккол. У нее особый интерес к Артуру?
— Можно так сказать.
Он одарил меня сладкой, всезнающей улыбкой.
— Странно, не правда ли, что привлекает таких живых и бойких женщин к столь слабым и непредсказуемым людям. Бедный Артур. Не сложной и охота была. Все равно, что птичку в клетке подстрелить.
— Вам должно было быть жалко его, Стеббер. Ведь вы отобрали все до гроша.
— Вильма всегда так. Ни жалости, ни милосердия. Он был просто еще одной жертвой для нее. Ей требуется все время убивать и убивать.
— От этого пахнет доморощенной психиатрией, Стеббер. У вас такие дела чудесно получаются.
Румянец на его лице вспыхнул. Потом снова поблек. Приятно было слегка уколоть его в той области, где он меньше всего этого ожидал.
— Мы не продвигаемся вперед, Макги. Нам нужна информация друг от друга. А волшебное слово — «Вильма».
— Для главного действующего лица в таких больших операциях, которые вы, похоже, проворачиваете, вы собрали чертовски непрочную компанию. Крейн, Уаттс и Бу Уаксвелл — это слабые звенья.
— Знаю. А также Рай Джефферсон, попечитель. Слабые и непредсказуемые. Но я их привлек... в порыве сентиментальности. И не успел устроить все более надежно. Гарри не мог терять времени. Мистер Гизик. Он умер полтора месяца назад в Новом Орлеане после операции на сердце, пусть земля ему будет пухом. А это предприятие было... вполне законным, и я пошел на риск, работая со слабыми людьми. Но я заплатил им столько, сколько они заслуживали. Полагаю, что ваше здесь присутствие — это один из штрафов за безалаберную организацию. Но хочу вас заверить, Тревис Макги, безалаберность кончается здесь, у входа в главные ворота.
— Мне кажется, что вы заплатили еще один штраф.
— Да?
— Я думаю, что Вильма мертва.
Это был для него тяжелый удар. Он спрятался за той маской, что надевают только в тюрьме или на военной службе. Лицо ничего не выражает и ни о чем не говорит. Он медленно встал, прошел до окна и обратно.
— Я тоже об этом подумывал, — сказал он. — Но не совсем в это верю. Скажем так. Мы были с ней вместе пятнадцать лет. И это не просто эмоциональная горечь от потери. Это конец... эффективного делового сотрудничества.
— Пятнадцать лет!
— Когда мы ее нашли, ей было девятнадцать. У меня в то время был надежный партнер. Качок. И я разыгрывал более активные пьески. В Южной Калифорнии. Она сидела в кинотеатре, в кассе, деньги со зрителей собирала. В маленьком платьице, свитерочке и передничке. Стрижка как у Алисы в стране чудес, личико отмыто дочиста, говорит слегка шепелявя, под мышкой кукла, жевательная резинка за маленькой щечкой. Она за одиннадцатилетнюю сходила. На такого рода
В молчании он опустился на кушетку, почти не замечая меня. Маленький и коренастый, усталый вор, переодетый для костюмированного вечера.
— Я бросил заниматься грубой работой. Вильма стала достойным партнером. Уезжала одна в круиз, заманивала клиентов, привозила обратно, чтобы все устроить, обчистить и развестись. Она была бы более милосердной, если бы отравляла их потом. Безжалостность может быть настоящим призванием. И вера в собственную ложь. Была у нее еще одна особенность. Она никогда не могла получить ни малейшего сексуального удовлетворения от клиентов. Закончив дело, непременно находила какого-нибудь жеребца, как правило, безразличного, грубого, грязного и потенциально опасного. Но она никогда не выпускала из рук кнута, могла его вконец заездить, но, насытившись, покидала его. — Он вздохнул, откинулся назад, разволновался, демонстрируя всю широту актерского искусства, нацеленного лично на меня, как дальний свет автомобиля на пешехода. — Макги, — продолжил он помолчав, — я выложил тебе все, а где же твоя информация?
— Я думаю, у Вильмы была при себе вся ее доля наличными. И убили ее через несколько дней после того, как она покинула мотель в Неаполе, пока Артур путешествовал на автобусах. Кажется, убивший ее партнер истратил, по меньшей мере, двадцать пять тысяч. Машины, лодка, ружья, игрушки. Я помогаю своему другу Артуру. Если бы я мог найти хороший способ получить деньги обратно с вас, то непременно попытался бы. Я сбрасываю со счета издержки, а от остального забираю половину. Так что встреча с ее приятелем может быть чревата массой непристойных сюрпризов, и если бы я знал, сколько у нее при себе было, то мог бы прикинуть, стоит ли рисковать.
— А если я назову вам цифру?
— Тогда мне придется прикинуть, стоит ли говорить вам, кто и когда. А если вы солжете? Предположим, у нее с собой было всего двадцать пять штук. А вы мне скажете, сто, так что я полезу в пекло, возможно, сгину там и больше никогда сюда не вернусь с какими-нибудь остроумными идеями на ваш счет. Или, скажем, я выведу ее приятеля из игры, что вполне удовлетворит вас, учитывая, как он славно обошелся со всеми вашими с Вильмой планами на будущее. Или, предположим, у нее с собой было сто, а вы мне скажете, двадцать пять. Я вам сообщу, кто и где, а вы отправите за ними качка.