Орден геноцида
Шрифт:
— П Р И Ш Л О В Р Е М Я.
Земля идёт вверх — холмы низкие, но местами приходится карабкаться. Интересно, что за ними?..
Хотя, нет — неинтересно. За ними всё равно что-то будет, но ничего интересного там не будет… Просто ещё один этап в бесконечной гонке на выживание. В гонке, призом которой является не победа, а избавление от этого опостылевшего мира…
— И Д И К ОМ Н Е.
Истощённый не меньше тела разум начинает выкидывать странные фокусы.
Чтобы погрузиться в транс больше не нужно ходить
Перед глазами то и дело всплывают лица. Иных я помню, иных забыл, иных и не знал никогда.
Слышу голоса — они смеются, плачут, умоляют, угрожают… Иные из них я помню. Но поверх всего этого…
— Т В О Я Ц Е Л ЬЗ Д Е С Ь.
Голос… Нет, даже ГОЛОС звучит набатом в ушах и расходится гулким эхом в костях. Звучит набатом и бьётся в унисон с чёрным сердцем Арафа.
Когда я начал его слышать, в какой момент? Уже даже и не помню. Может — это началось вчера, может — вечность назад.
— П У Т Ь З А В Е Р Ш Ё Н, Ч Е Л О В Е К.
ГОЛОС поднимает из памяти всё новые и новые воспоминания.
Я вспоминаю и вспоминаю всё, что было со мной.
Не самая долгая жизнь, не самая счастливая жизнь. Даже, наверное, не плохая — просто бессмысленная. Мне не хватило сил принять потери и продолжить жить дальше, а всё, что я смог — просто двигаться по инерции вперёд. Не в будущее, а от плохого — к худшему.
— И Д И К ОМ Н Е.
Я вспоминаю свой первый наёмный отряд и его командира — барон Пожарский навсегда стал для меня примером для подражания.
Вспоминал службу Пакту. Бесконечную череду битв и войн, бесконечную череду лиц. Пески Аравии, ледяные острова севера, леса Европы, поля России, джунгли Африки…
— П Р И Ш Л О В Р Е М Я.
Я вспоминаю, как переметнулся к Сопротивлению.
Ещё один поток сражений без конца и края, но теперь уже против вчерашних нанимателей и союзников.
То, чему меня когда-то учил дядя, пригодилось мне, когда пришлось ловить повстанцев — охота на людей мало отличается от охоты на гейстов.
То, чему я научился на службе Пакта, пригодилось, когда он стал моим врагом.
— П У Т Ь З А В Е Р Ш Ё Н.
Почему меня не расстреляли сразу? Наверное, просто повезло. У Сопротивления были ко мне огромные счёты — слишком многих я и мои «церберы» отправили на Ту Сторону… Но мне повезло, и мне встретилась тётя, о которой я никогда раньше не знал.
Ещё одна Винтер — потерянная Винтер, ведь у цербера всегда три головы…
— И Д И К ОМ Н Е.
Машину Ингеборги подорвали спустя два дня после того, как она выдала мне это задание — последнее своё задание. И я тоже теперь остался последним.
Последним из клана Винтер.
— П Р И Ш Л О В Р Е М Я.
Я погружаюсь всё глубже и глубже в пучины памяти.
Учёба в Печорском училище. Похороны Вильгельмины. Потоп.
Гребень холма оказывается неожиданно тонким, я запинаюсь и кубарем скатываюсь вниз.
— Т Ы О Б Р Е Т Ё Ш Ь Т О, Ч Т ОЖ Е Л А Е Ш Ь.
Перед глазами разбивается калейдоскоп воспоминаний.
Мы соревнуемся в стрельбе. Я спорю с Хильдой, кому разбирать хлам в чулане. Я готовлю с Вилли ужин. Дядя рассказывает очередную смешную, но жутко пошлую историю. Мы гуляем на ярмарке. Мы сидим вечером перед камином, читая не очередной Охотничий дневник, а приключенческий томик Буссенара…
— П У Т Ь З А В Е Р Ш Ё Н, Ч Е Л О В Е К.
Я лежу на земле, глядя в затянутое пыльными облаками небо.
Осколки калейдоскопа воспоминаний догорают перед глазами, выжигая в памяти, будто на фотоплёнке, последние дни моей жизни, когда я был по-настоящему счастлив.
Хочется закричать, но из горла, будто бы стёртого наждачной бумагой, не вырывается и звука.
Да и незачем кричать.
Здесь нет никого, кроме меня и пустого Арафа. И прошлого уже не вернуть, сколько не кричи и не сожалей. Всё, нет его. Оно ушло.
Когда? Наверное, когда погибла Вилли. А, может, оно умерло окончательно, когда я оставил Хильду в том Аду…
— Как я могу быть в Аду, — надо мной склоняется женщина. — Если я навсегда в твоём сердце, Конрад?
На меня смотрит… Хильдегарда.
Не та, какоя я её запомнил — безбашенной шестнадцатилетней девчонкой. И не та, какой я встретил её в последний раз — почти безжизненной куклой.
Хильда, что сейчас с мягкой улыбкой смотрела на меня, была не младше меня. В длинных, пшеничного цвета волосах хватает седины, но она всё ещё была красива.
— Тебя нет… — прошептал я. — Тебя нет… Я убил тебя…
— Может быть, — усмехнулась сестра. — А, может быть — это я убила тебя? Но сейчас и я, и ты — здесь, вместе.
Невесть откуда взялись силы, чтобы перевалиться на бок и подняться на колени. Я протянул руку, чтобы коснуться своего наваждения…
Пространство под моими пальцами пошло волнами, когда я натолкнулся на призрачную преграду.
— Не получится, — грустно улыбнулась Хильда, прикладывая к моей руке свою.
Нас разделяла невидимая стена.
Я смотрел на сестру… какой она могла бы стать, если бы дожила до сегодняшнего дня.
Длинные светлые волосы с сединой, морщинки в уголках алых глаз с вертикальным зрачком — не девочка всё-таки, как и мне ей уже пятый десяток должен был бы идти… Пустынный маскхалат, ремни и подсумки разгрузки, высокие прыжковые ботинки, пистолетная кобура на бедре и…
Герб Сопротивления на плече.
— Я бы тоже хотела тебя обнять, Конрад, но… не получится, — вздохнула Хильда и посмотрела мне за спину. — Ведь правда, малая?