Орден республики
Шрифт:
– Доктор Прозоров желает говорить с вами.
– Что ему надо? – с еще большей неохотой спросил Мещерский.
– Утверждает, что дело крайне неотложное и серьезное, – доложил подпоручик.
Мещерский поморщился и взял трубку. Голос доктора звучал взволнованно и громко.
– Да, да. Я опять вынужден вас беспокоить, – говорил в трубку доктор. – И по очень неприятному поводу. У моей внучки, господин капитан, тиф.
– Что? – остолбенел капитан.
– Да, да. Самый настоящий сыпняк. И не сегодня завтра я ее положу в лазарет, – подтвердил доктор.
– Только этого нам и не хватало, – взвился Мещерский и вдруг, взглянув на арестованных, сам закричал в трубку визгливым голосом: – А этот парень, который с ней был,
– К сожалению, он уже ушел, – ответил доктор. – Я, естественно, осмотреть его не успел. Но поскольку они все время были в контакте, есть все основания полагать, что и он либо болен, либо является переносчиком этой заразы. Честь имею.
Доктор повесил трубку.
Глава 15
Командир Пашков не увидел тех десятерых, которых отобрал для броска Одинцов. В пещере было уже совсем темно. Но Пашкову и не нужно было на них смотреть: он каждого из них узнал по голосу. Подойдя к строю, Пашков протянул руку, положил ее на плечо правофланговому бойцу и сказал:
– Ну, готов?
– Готов, товарищ командир, – услыхал он в ответ низкий голос бойца.
– Ты Каштанов? – спросил Пашков.
– Я, товарищ командир, – подтвердил боец.
– Партбилет сдал? – продолжал спрашивать Пашков.
– Сдал комиссару.
– Конечно, может, и зря окажется такая предосторожность. Но сам понимаешь, Каштанов, – сказал Пашков.
– Понимаю, товарищ командир, – ответил боец.
– И остальные сдали? – спросил Пашков.
– Сдали, – послышались ответы.
– И ты тут, Гаврилюк? И ты, Боков? – узнал по голосу бойцов Пашков.
– А где ж нам быть…
– Хорошо. Гранаты у всех есть?
– Есть. Еще бы по одной…
– Дал бы, ребята, да у самих ничего не остается. А нам ведь раненых защищать, – напомнил Пашков. – Ну, хорошо.
К ним, ориентируясь на голоса, подошел комиссар Лузгач. Сказал вполголоса:
– Баррикаду частично разобрали.
– Для отвлекающего маневра люди готовы? – спросил Пашков.
– Готовы.
Пашков снова обратился к тем, кто стоял перед ним в строю.
– Сейчас, товарищи, я вас познакомлю с нашим замыслом, – сказал он. – Если казаки и ждут наших контратак, так только по дороге. И наверняка организовали на ней заслоны. А вы в горы пойдете. Там вас никто не ждет. Сначала мы выдвинем взвод на дорогу. Он завяжет с казаками бой. Казаки, как и полагается, попытаются наш взвод смять. Мы поддержим его пулеметным огнем. А вы тем временем поднимайтесь на гору и дуйте в лес. Погони за вами не будет. Кто вас ночью найдет в лесу? Растеряться тоже не бойтесь. С рассветом обходите вершину справа. Спуститесь на той стороне к реке. Там и соберетесь. Через реку вплавь. К железной дороге не подходите. Она охраняется, и вам через нее не пройти. Идите на солнце. Благодать оставите в стороне. Выйдете в низине. А за ней и фронт. Ясен маршрут?
– Ясен, – нестройно ответили бойцы.
– А раз ясен, тогда время терять не станем, – сказал Пашков и каждому из десяти на прощание пожал руку. – Только помните: не ради спасения собственных жизней идем мы на эту крайнюю меру. Ведет нас наш высокий революционный долг и строгий приказ товарища Кирова все сделать, себя не пожалеть ради спасения раненых товарищей. Так-то, товарищи!
Потом обернулся к Лузгачу.
– Выводи взвод, – сказал он.
Комиссар Лузгач бесшумно растворился в темноте. Немного погодя Пашков услыхал, что за ним пошли люди. План действий отвлекающей группы был разработан до мелочей. Надо бесшумно выйти из пещеры через проход в баррикаде. Прикрываясь темнотой, пробраться к скале. Насколько возможно, подползти к дороге, коротким решительным штыковым ударом перебить казаков в пулеметном гнезде, завладеть пулеметом, развернуть его вдоль дороги и завязать с казаками огневой бой. А как только он разгорится, группе Одинцова взбираться на карниз и уходить в горы.
Казалось, все было продумано и учтено до мелочей. Но выполнять все это в кромешной темноте пещеры оказалось совсем не так просто. Комиссар Лузгач, боясь малейшего шума, приказал своим людям разуться и обмотать приклады винтовок тряпками. Это было сделано. Но когда бойцы выбирались из пещеры через проход в баррикаде, кто-то оступился. Упал. Расшевелил каменный запал. Камни с грохотом посыпались вниз. Кого-то ударили по ноге. Не стерпев боли, человек вскрикнул. И тут началось…
Ударил пулемет, который надо было захватить. Защелкали казачьи карабины. К счастью, никто из бойцов не пострадал. Те, кто уже вылез из пещеры, быстро попадали на землю. Те, кто только был готов протиснуться сквозь проход баррикады, – спрятались за камни. Казаки постреляли, покричали и так же неожиданно замолчали. Операцию отложили на полтора часа.
Однако через полтора часа все начали сначала. На этот раз с предельной осторожностью отряд комиссара покинул пещеру. Бойцы сосредоточились под скалой и бесшумно подползли к камням, за которыми стоял пулемет. Впереди полз комиссар Лузгач.
Он подал знак бойцам и первым очутился возле расчета. Пулеметчики, по всей вероятности, дремали, потому что ни один из них даже не поднял головы. Лузгач и тот боец, который был с ним в паре, легко и без суеты обезвредили расчет. Но очевидно, все же они чем-то выдали себя. Ибо казак, лежавший за соседним камнем, неожиданно окликнул пулеметчиков:
– Что вы там возитесь? Эй, Силантий, ты что?
Ему, конечно, никто не ответил. И тогда казак заорал во весь голос:
– Тревога! Тревога, братцы!!
И выстрелил в воздух. В следующий момент в него из нагана несколько раз выстрелил Лузгач. А боец развернул пулемет вдоль дороги и дал длинную очередь в ответ на замелькавшие тут и там огоньки выстрелов казаков. Перестрелка началась.
Как только гул выстрелов заполнил поляну, подал команду своей группе Одинцов. Белые, казалось, совсем забыли о пещере. Бойцы беспрепятственно выбрались из-за баррикады наружу и сразу начали карабкаться по склону горы вверх. Так же благополучно они добрались до карниза и совершенно неожиданно для себя напоролись на засаду. Три выстрела ударили по ним из темноты. Но белые явно опоздали. В общей суматохе перестрелки они не заметили, как группа Одинцова очутилась на поляне, не видели, как бойцы поднялись на карниз, и спохватились только тогда, когда красные уже поднялись выше их. Одинцов бросил в стрелявших гранату. Она взорвалась, осветив желтоватым пламенем бородатого казака и какие-то диковинные, свежеоструганные слеги, торчащие над входом в пещеру. Потом вслед бойцам стреляли еще. И еще. Но их уже надежно скрыли деревья и большие, поросшие диким виноградом и мхом камни. Одинцову казалось, что группа разбрелась, что до рассвета и думать нечего собирать людей. Но на первой же остановке, когда он опустился на траву перевести дух, к нему подошли двое его товарищей. В темноте кто-то легонько свистнул. Из темноты вышли еще двое. Потом еще один. А когда двинулись дальше, к ним присоединились еще два человека.
– Сколько же нас? – даже не поверил Одинцов.
– С тобой аккурат восемь, – пересчитал людей боец.
– И все целы?
– Вроде никого не зацепило, – ощупав себя, ответили бойцы.
– Где же еще трое? – спросил Одинцов.
– Может, вперед ушли. Может, назад вернулись…
– А может, уже на небе…
– А может, уже у реки нас ждут, – сердито сказал Одинцов. – А мы прохлаждаемся.
Спорить с ним не стали, хотя все отлично понимали, что до реки никто из них не успел бы добраться в на самом лихом скакуне. Пошли на яркую, маячившую над головами звезду и на черный силуэт горной вершины, оставляя ее, как и требовал того командир Пашков, слева. Несколько раз останавливались. Отдыхали. И шли дальше. Во время одной из таких остановок Одинцов вдруг вспомнил: