Орден Сталина
Шрифт:
– Вызывайте «Скорую»! В пожарную часть звоните! – крикнул на бегу Николай.
– Уже, уже!.. – почти хором отозвались граждане – те из них, кто не лишился полностью дара речи.
Сирены пожарных машин и вправду слышались где-то неподалеку – должно быть, на месте падения благинского истребителя.
До развязки оставались секунды, однако с пылающим исполином не всё еще было кончено. Перевернувшийся на спину, сжигаемый авиационным бензином, «Горький» падал, но не все моторы гиганта прекратили работать, и потому его встреча с землей всё оттягивалась. В своем падении самолет явственно
(«Пилоты – неужто они еще живы?! Неужели могут сделать хоть что-то?..»)
…уводила его в сторону от жилых домов.
А затем – почти над самой землей – бесхвостый и однокрылый моноплан разломился надвое, как тонущий «Титаник». Его передняя часть вонзилась полукруглым носом в землю и на миг встала вертикально, отбросив от себя, словно катапульта, другую половину корпуса, которая пронеслась по верхушкам близлежащих сосен, срезая и поджигая их.
– Возле троллейбусного круга упал! – прокричали вразнобой несколько жителей поселка.
Они определили безошибочно; однако, по счастью, им от своих домов не было видно, как выдающееся творение конструкторского бюро Туполева окончательно рассыпа#лось и догорало на земле. И какие именно огаркивыпадали при этом наружу. Авиационное топливо, как ему и полагалось, давало отменное пламя. Оно спалило всё: и тела людей, и обшивку самолета, и акустическое чудо «Голос с неба», и неиспользованные агитационные листовки, и светло-коричневого плюшевого медведя, сделавшегося напоследок черным.
2
«П-5» с открытой кабиной – единственный уцелевший из трех самолетов, менее часа назад поднявшихся в воздух, – стал заходить на посадку лишь тогда, когда от «Горького» не осталось ничего, кроме дымящихся фрагментов. Пожарные машины и кареты «Скорой помощи» съезжались со всех концов Москвы к поселку Сокол, а на трибунах Центрального аэродрома почти не осталось зрителей. Кто-то, взяв пример со Скрябина и его спутников, помчался к месту падения агитатора; кто-то потерянно брел к выходу; кто-то рвался звонить по телефону, а кое-кто посматривал с опаской в сторону темного автомобиля, только что въехавшего на территорию аэродрома.
Автомобиль этот прибыл сюда чрезвычайно быстро, но удивляться этому не приходилось: Григорий Ильич позвонил куда надоеще до того, как в небе произошло столкновение. Люди, которые повыпрыгивали из машины на летное поле, проявили к операторскому «П-5» подлинный, самый неподдельный интерес. Едва маленький самолетик приземлился на бывшем Ходынском поле, они, рискуя лишиться своих форменных головных уборов, побежали к нему. И комиссар госбезопасности Семенов бежал впереди всех.
3
Рядом с троллейбусным кругом обильно произрастали сосны и, если бы «Горький» не загорелся в воздухе, то, как знать: может, они и смягчили бы отчасти его падение?.. Теперь же, когда Николай Скрябин и прочие зрители авиашоу добрались сюда, им оставалось только созерцать погребальный костер, на котором сгорели около полусотни человек. Фрагменты их тел, которые разбросало при ударе самолета о землю, походили теперь на перепачканные дегтем поленья.
Сколько
Чем бы всё закончилось – бог знает, но тут рука юноши натолкнулась на ребристый ствол сосны, и он привалился к нему: сначала – боком, а потом, повернувшись на четверть оборота – спиной. Окружающее пространство стало постепенно насыщаться воздухом, и Скрябин, издавая горлом диковинные звуки, начал втягивать его в себя.
Миша, стоявший всего в полушаге от своего друга, ничего этого не замечал; он смотрел вперед – туда, где посреди сосновой рощицы догорали куски того, что час назад было лучшим в мире авиалайнером. Но даже не само зрелище более всего ужасало Михаила. Хуже всего был запах, плававший в воздухе: майский ветерок разносил по всему поселку Сокол вонь горелого мяса. Спасать здесь было некого. Если только это не…
– Смотри, смотри!.. – воскликнул Миша, указал куда-то рукой и повернулся к своему другу.
Только тут он увидел, что с Николаем не всё ладно: тот стоял, прислонившись к сосне, с низко склоненной головой и – что более всего поразило его друга – с закрытыми глазами.
– Как же я не подумал… – произнес Скрябин голосом совершенно чужим: глухим и как будто шелестящим; Михаила он явно не слышал.
– Колька, ты дымом надышался, что ли? – Кедров потряс его за плечо. – Очнись! Мне кажется, я видел… Дай-ка мне твой бинокль!
– Мишка? – Николай разлепил, наконец, веки, и его друг удивился во второй раз: Колины глаза показались ему не зелеными, а бледно-серыми, тусклыми, как древние монеты. – Ты что-то сказал?..
– Да что это с тобой! – Миша не на шутку разозлился ( испугался– таким он своего друга никогда не видел; но даже самому себе он в этом испуге признаваться не хотел). – Мне бинокль нужен! Там, похоже, живой человек – на дереве!..
– Что? – Глаза Скрябина обрели выражение, схожее с осмысленным. – Человек? Где?
– Вон там! – Миша указал на одну из уцелевших сосен в дальнем от них конце рощицы, где никаких самолетных обломков не было, а потому ни пожарные, ни милиционеры, прибывшие на место крушения, туда не направились. – Мне кажется, это ребенок – он только что шевелился! Да вот же – теперь снова! Дай бинокль!
Коля собрался передать бинокль: взялся уже за него, чтобы снять ремешок с шеи. Но, когда оптический прибор оказался возле его лица, не выдержал: сам поднес его к глазам и направил в сторону высоченной сосны, вздымавшейся над проводами троллейбусного круга.