Орден
Шрифт:
Голова Земовита откинулась назад. Вслед за головой подалось и тело. Белый на красном геральдический орел улетел в одну сторону, обломок копья — в другую. Сам всадник, перевалившись через высокую заднюю луку седла, тяжело сверзился наземь. Толпа выдохнула. Удивленно. Сочувственно. Радостно.
— Вот это да! С первого удара! В голову!
Княжна была в восторге.
— Ну, с первого, ну, в голову, ну и что…
Бурцев хмурился. Знакомое чувство ревности вновь неприятно кольнуло сердце. С такой женушкой ревновать, блин, вовек не разучишься.
— Ты не понимаешь, Вацлав!
К Земовиту Мазовецкому уже спешили слуги и оруженосцы. Неподвижный княжич и в самом деле походил сейчас на покалеченного коматозника. А еще больше — на покойника. Навешанная на шею и грудь дополнительная защита не спасла сына князя Конрада. Вот тебе и копье мира! Ох, небезопасная, блин, забава эти турниры. Бурцев поежился. Не хотелось бы ему когда-нибудь подставить собственную черепушку под такой вот удар. Простым нокаутом тут не отделаешься. И самый прочный шлем не поможет.
Сбитый поляк по-прежнему не шевелился. Здорово ему все-таки досталось. Тяжелое сотрясение мозга — это в лучшем случае. В худшем — перелом основания черепа и крышка богатого гроба.
Похоже, бедняге Земовиту все-таки светил гроб. Из свиты Германа фон Балке вышел старик в белой накидке с черным крестом. «Этот — не рыцарь», — сразу понял Бурцев. Вместо доспехов пожилой немец носил под тевтонским плащом монашескую рясу. На груди дедка висело простенькое распятие.
— Духовный брат ордена! — прошептала Аделайда. — Брат-каноник! Значит, дело совсем плохо.
Священник скорбно покачал головой, осенил неподвижное тело крестом, вернулся на место. Сто пудов: готов Земовит…
— Господь, да прими грешную душу! — Аделаида перекрестилась.
Безгербный победитель тем временем неторопливо возвратился к месту сшибки. Остановил коня, любуясь возней прислуги вокруг поверженного противника. Потом так же не спеша, шагом поехал прочь с ристалища. Вопреки правилам, на трибуны с важными персонами он даже не взглянул. Зато трибуны, не отрываясь, смотрели на него.
Руку поднял Герман фон Бальке. Взвыли трубы. Замерла толпа. Тайный рыцарь натянул повод.
Голос у тевтонского ландмейстера немногим уступал по силе трубному звуку. Фон Бальке сообщал, что бой ему понравился и он рад победе незнакомца над заносчивым польским княжичем. Довольный ландмейстер даже пообещал тайному рыцарю, помимо имущества побежденного, щедрую награду от братства Святой Марии и от себя лично… Взамен фон Бальке просил победителя открыть свое лицо, имя и фамильный герб.
Ни единой просьбы орденского начальника тайный рыцарь не выполнил. И не проронил ни слова в ответ. Лишь молча тронул шпорами конские бока и вновь направился к выходу с ристалища. Судя по возмущенному гулу, это было верхом непочтительности.
— Куда он так спешит? — недоумевала Аделаида. — Согласно обычаям турнира, победитель должен…
Пронзительные вопли заглушили ее слова. Презрев все турнирные обычаи и правила, на ристалище выбежал чей-то встрепанный растерянный оруженосец. Под левым глазом у парня светился огромный фингал.
Кнехты из ристалищной охраны попытались утихомирить наглеца копейными древками. Тот заорал пуще прежнего. Заорал нечто такое, что заставило копейщиков опустить оружие. Охранники отступили в нерешительности.
— Что он там вопит, Аделаида? — разобрать истерические выкрики побитого оруженосца Бурцев не смог. — Что?!
Ошарашенной Аделаиде не сразу удалось запахнуть свой прелестный ротик.
— Он утверждает, будто этот рыцарь без герба избил его и украл копье мира у его господина, — выдавила она наконец.
Зрители были в шоке. Все до единого. И по эту сторону ристалища, и по ту. Слыханное ли дело: рыцарь у рыцаря турнирную дубинку украл. За такое, наверное, могут и позолоченные шпоры прилюдно сорвать. А то и голову с плеч!
Столь печальной развязки загадочный незнакомец дожидаться не стал. Пока блестящие шипы еще болтались на его пятках, всадник пришпорил коня. О захваченной в поединке добыче он не думал — не до того: по приказу старшего герольда оба входа на ристалище слуги уже перекрывали рогатками.
Тайный рыцарь не стал метаться по турнирному полю, как угодивший в ловушку зверь, не стал и атаковать герольдовых прислужников. Вместо этого он как следует разогнал жеребца, направил рослого конягу прямо на ристалищную оградку, с наскока повалил ее и вломился в толпу простонародья. С воплями ужаса людская масса отпрянула назад, отшатнулась, расступилась перед разгоряченным рыцарским конем. Копыта простучали всего в нескольких шагах от Бурцева и Аделаиды.
На мгновение — лишь на краткое мгновение под взметнувшейся полой плаща и откинувшейся кот-той мелькнул диковинный кинжал. Тайный рыцарь явно не собирался выставлять это оружие на всеобщее обозрение. Толком разглядеть кинжал можно было лишь вблизи. И лишь случайно. Бурцев разглядел…
Он не был похож ни на длинные и узкие граненые клинки, которыми так удобно вспарывать сочленения доспехов и пробивать кольчужные звенья, ни на тяжелые тесаки с широким лезвием, которыми часто пользовались в бою незнатные воины, слуги, оруженосцы и кнехты. На поясе тайного рыцаря висел строгий, короткий, но удобный и эффективный в рукопашной схватке обоюдоострый кинжал. В черных ножнах из анодированной стали. С алюминиевым орлом Третьего рейха на рукояти…
Глава 36
Динсдольх! Служебный кинжал войск СС! Ох, не бесследно прошло появление в тринадцатом столетии немецкого переговорщика из будущего. Бурцев лихорадочно вспоминал, было ли при гитлеровце, которого он собственноручно зарубил в подземелье Взгужевежи, холодное оружие. Кажется, нет… Точно — нет. Фашистский хрононавт лежал на пыточном кресле, лежал в рваной и грязной эсэсовской форме, а под креслом валялся весь его багаж. Пистолет, шмайсер, запасные обоймы, ручные гранаты… Был еще заряженный фаустпатрон. Была малая башня перехода. И никаких кинжалов.