Ордер на смерть
Шрифт:
Он взял у Игнатьевны немного денег, холщовую сумку и уже собирался уходить, как в дверь позвонили. На пороге возник взъерошенный мальчуган, спросивший, кто тут Вдовин.
— Это я. А что? — удивился Николай Степанович.
Мальчик сунул ему в руку записку, развернулся и убежал.
— Кто там, Коль? — крикнула из кухни Игнатьевна.
— Да вот Андрей-журналист записку прислал, что внизу меня ждет! — крикнул в ответ Вдовин. — Пишет — дело срочное…
— Зови в гости, — посоветовала из кухни Игнатьевна.
— А как же! — уже закрывая за собой дверь, сказал Вдовин. — Игнатьевна, иди закрой дверь на ключ. Мало ли что — может, я и не очень быстро вернусь, раз дело у него такое срочное.
Спустился по лестнице и вышел во двор. Посмотрел по сторонам — Андрея нигде не было видно. И тут ею окликнули…
Пижон увидел мужика, растерянно вертевшего в руках записку, и сразу понял, что это и есть их клиент.
— Вдовин, да? — дружелюбно сказал он Николаю Степановичу. — Мы вас ждем. Андрей пошел за сигаретами. Он просил, чтобы вы его в машине обождали. Так что милости просим!
Николай Степанович покорно залез на заднее сиденье «БМВ» — там уже сидел очень толстый парень с золотой цепью на шее.
— А он скоро? — первым делом спросил Вдовин. — А то мне еще лук надо купить, пирожки делаем. Кстати, и вас угостим!
В этот момент толстяк, сидевший рядом, перестал улыбаться и ткнул Николаю Степановичу под ребра чем-то твердым, явно железным, прошипев ему в самое ухо:
— Сиди тихо и не рыпайся, дядя!
— Вы чего? — поднял брови удивленный Вдовин. — Чего вы?
— Того! — сказал сидевший за рулем парень, не оборачиваясь, и завел мотор.
Машина быстро выехала со двора и помчалась по московским улицам. Толстяк сказал:
— Короче, так, дядя: сиди и молчи, что бы ни случилось. Имею в виду ГИБДД и все такое. Вякнешь — застрелю на месте, как собаку. Или прирежу, чтоб шума не было. Вопросов лишних тоже не задавай. Нам сказано привезти тебя к одному человеку. Уж не знаю, что ты за фрукт такой, но нам так сказано…
Вдовин сидел тихо, мысленно проклиная тот момент, когда полез в машину, купившись на дешевый трюк с якобы ожидавшим его Ярцевым… Но откуда эти двое знают про Андрея? И что же теперь будет с жетоном и чемоданчиком? Ой, как плохо!
— Ну что, папаша, допрыгался? — почти добродушно спросил его сидевший за рулем низкорослый, плотно сбитый паренек. — Тебе сколько лет-то хоть? И зачем ты играешь в эти игры?
Вдовин молчал… потом неожиданно попросил закурить. Дали. Сигарета прыгала в его заскорузлых руках: видно было, как он разволновался. Машина пронеслась мимо метро «Пражская» и полетела дальше. Николай Степанович оглянулся, но толстяк опять больно ткнул его под ребра чем-то твердым. Вдовин скосил глаза и увидел пистолет… О, дело серьезнее, чем он думал!
— Ребята… — закашлявшись, произнес он. — А вы меня ни с кем, случайно, не перепутали? Я ничего не понимаю. И куда мы едем, не понимаю, и за что вы меня схватили, не понимаю. Ведь я тихо живу, никого не трогаю, за луком вот пошел…
— Щас приедем — разберемся! — просипел у него над ухом толстяк. — Ты, дядя, поменьше спрашивай, а то у нас с тобой разговор будет короткий. Тебя мой друг спросил — сколько тебе?
— Ну, шестьдесят пять, — уныло сказал Вдовин, морщась от алкогольных паров, исходивших от толстяка. — Какая разница?
— И ты что — с этим Ярцевым знаком, да? Ну, с журналистом? — Толстяк сунул ему под нос мятую газету со статьей Андрея. — А что в следующем номере будет, случайно, не знаешь?
— Откуда мне знать? Журналист помогал нам с Игнатьевной разбираться, куда наш сосед делся, по фамилии Виноградов.
— Слышал, Славка? — оживился толстяк. — Вон оно что!
Сидевший за рулем парень грубо выругался, но больше ничего не спрашивал. Толстяк же все не унимался — видимо, хотелось ему поболтать…
— А пива нет больше?
— Ну, для старого дружбана найдется, — ответил Славка и протянул толстяку очередную бутылку.
Тот открыл, начал жадно пить. Потом заметил завистливый взгляд Вдовина: оставил немного ему — передал без слов. Николай Степанович, которому сильно хотелось пить, тоже молча выпил остатки пива из бутылки.
— Если тебе шестьдесят пять, — вслух рассуждал Угрюмый, — то, выходит, ты тридцать четвертого года рождения… И что, войну застал? И небось потом целину застал, Хрущева?
— Все застал, — ответил Вдовин, — а на фронте я был, между прочим, сыном полка. Маленьким еще. А что?
— Никак не возьму в толк — зачем ты понадобился тому человеку, к которому мы тебя везем? Какой от тебя прок?
— Слушай, Угрюмый, заткни хлебало, а? — не выдержал Славка. — Скоро уже приедем. Там, на месте, все и узнаешь, блин!
Но Толстяк разошелся не на шутку — наверное, из-за выпитого пива. Лишь немного помолчав, он снова начал базар — размечтался вслух:
— Щас этого перца сдадим, потом к себе вернемся, и я уж точно сегодня на славу оторвусь. Наташку дрючить пойду. Как-никак сама на шею бросается. Возьмем с ней «Токая», ну и…
Вдовин слушал его, хмуро глядя на гаишников, то и дело возникавших вдоль трассы из засад в виде кустов и деревьев. Как бы смыться? Может быть, все же попытаться? Остановится машина где-нибудь — вырваться и убежать? Или попроситься в туалет?
— Славик, ты бы остановил, мне отлить надо, — словно угадав его мысли, сказал Угрюмый. — Невмоготу больше терпеть!
Славка остановил «БМВ». Все трое вышли оправиться в растущие у дороги кусты. Вдовин судорожно думал: ну что, попытаться? Рвануть со всех ног? Или за руль кинуться? Но он и машину-то водить не умеет, о чем сейчас крепко пожалел. Эх, бесполезно все — разве от этих убежишь? Догонят, наваляют по шее, если вообще не покалечат…