Орел и Джованни
Шрифт:
— Маноло, давай крикнем: браво!
— Ладно, давай!
— Браво-о-о! — изо всех сил кричат друзья.
Полицейский, который стоит у винного склада, подозрительно глядит на мальчиков:
— Ну, чего там, бездельники, разорались?
Маноло церемонно кланяется полицейскому:
— Хорошая погода, сеньор!
— Проваливайте, бродяги! — грубо приказывает полицейский.
Мальчики уходят. Свернув за угол, они останавливаются. Здесь их пути расходятся: одному — налево, другому — направо.
— Вечером я приду, жди, — говорит Маноло. — Эй, смотри… Снова…
В ворота гавани входит судно под чужим флагом. Глаза Нунеса темнеют.
— Иностранцы, — говорит он. — Куда ни плюнь — иностранцы…
Да, верно, в Барселоне много иностранцев. Слишком много.
А море спокойно, не шелохнется.
Расставшись с Маноло, Нунес продолжает свой путь бегом и останавливается лишь у кирпичной бурой стены, на которой выведено зеленой краской:
ЗАВОД ПРОХЛАДИТЕЛЬНЫХ НАПИТКОВ Э. КОЛЛОНА
На самом деле это обыкновенное кустарное производство. Цилиндры с газированной водой доставляет заказчикам шофер Эмилио на старой автомашине. Бутылки с лимонадом развозятся на тележках во все концы Барселоны. В тележки запряжены мальчики.
Жара. Пыль. Едкий пот струится по лицу. Скрипят колеса ручной тележки. От скрипа в ушах колючая боль. Хочется пить. Хорошо бы выпить бутылку лимонада… Но это слишком дорого обойдется. А колеса скрипят. Чтобы заглушить их ненавистный скрип, Нунес как можно громче орет:
Лимонад Коллона! Лимонад Коллона! Эй, сеньоры!Нет, — не заглушить скрипа тележки! Но вот приходит заря. Преображается и заметно хорошеет гавань, темная от корабельного дыма. Рыбацкие парусники вдали похожи на распустившиеся маки. Скоро домой, к Рамене.
Она сидит на улице и ждет возвращения Нунеса. Сегодня Рамена крепко потрудилась. Выбелила известью потолок и заштопала рубашку Нунеса. За ворота выходит и ее друг Хоселито, сын дворника, со своим белым лохматым псом Бандолеро.
Мальчик приказывает собаке лечь, и та покорно ложится у ног Рамены. Это большая, умная собака. У нее золотые глаза, пушистый, как у лисы, хвост и сильные, мускулистые лапы. Она — гордость Хоселито. Предложите за нее все сокровища мира — он не отдаст вам Бандолеро. Даже Рамене он не позволяет гладить ее. Но Рамена хитрая. Как только Хоселито отвернется куда-нибудь в сторону, она ласково, торопливо гладит собаку:
«Бандолеро, мой славный Бандолеро…»
Что же, и у нее в Риачуэлле будет такой пес, и ей не придется выпрашивать для него костей у соседей, как это делает Хоселито. Ее дядя Антонио — богатый. У него вдоволь еды. Пусть Хоселито не задается!
Он присаживается к Рамене и спрашивает, не глядя на нее:
— Ну, скоро ты поедешь на корабле?
— Скоро, скоро, Хоселито, — незаметно гладя Бандолеро ногой, отвечает Рамена.
— Скоро?.. А что ты там делаешь ногой?
— Ничего плохого, видит мадонна… Ничего…
— Значит, едешь?
— Ну да!
— Что-то не видать, — насмешливо заявляет Хоселито.
— Не беспокойся — увидишь. Ведь мама без нас не может…
— Выдумала!
Это слово возмущает Рамену.
— Не веришь? — поднявшись и тряхнув головой так, что ее волосы взлетают черной волной, спрашивает Рамена. — Не веришь?
— Нет, не верю.
— Ладно, я прочту тебе последнее мамино письмо.
Рамена сбегает в подвал и возвращается, держа в руке письмо.
— Не вертись, слушай, Хоселито! — говорит она. — «Нунес, Рамена, дорогие! Вы знаете, вот уже скоро год, как я живу в Риачуэлле, дочерней гавани Буэнос-Айреса, у дядюшки Антонио. Он богатый. У него собственное кафе. Называется „Каталония“. Я служу у него кассиршей и коплю деньги вам на дорогу через океан. Скоро пришлю. Как хочется мне быть вместе с вами, мой Нунес, моя Рамена! Я не могу без вас, родные!»
— Не может? Отчего же она уехала? — удивляется Хоселито.
— У нее не было здесь счастья, — с грустью отвечает Рамена.
— Не было? А там оно есть?
— Ну да. Там Антонио, он богатый.
— Отчего же он сразу не даст матери денег, если он богатый? — Хоселито — одиннадцать лет, он на два года старше Рамены. — Да, отчего? — настойчиво спрашивает он подругу.
Рамена молчит: она не может ответить. Ведь Хоселито прав. Отчего Антонио, в самом деле, не даст для них денег на дорогу?
— Значит, он злой, — взяв письмо в руки и пытливо разглядывая его, решает Хоселито. — Нет, твоя мама не нашла счастья.
— Откуда это ты взял?
— «Откуда, откуда»! Гляди, на бумаге пятна. Она плакала. А когда находят счастье, не плачут. Такие самые письма писала моя сестра, я знаю… Возьми письмо!
— Это не слезы. Это такие водяные знаки, — решительно говорит Рамена. — А вот и Нун…
Устало, с трудом передвигая ноги, Нунес подходит к дому, кладет руку на плечо сестренки и спускается с ней в подвал. Там Рамена зажигает лампочку и ставит на стол миску с гороховым супом.
Нунес берется за ложку, молча ест, о чем-то напряженно думая. А Рамена сидит на кровати, болтает ногами и смотрит на брата. Как он похудел и обносился…
— Нун, — говорит она, — мы скоро будем в Риачуэлле.
Нунес, так же как и утром, делает вид, что не слышит Рамену.
— Отчего ты не любишь, когда я говорю о маме? Я вижу, ты разлюбил ее. — В глазах девочки вот-вот блеснут слезы.
— Нет, я не забыл маму… — Это все, что он говорит ей в утешение.
Неожиданно за дверью слышится свист. Это свистит Маноло. Нунес сейчас же поднимается, усталости в нем как не бывало.